Слева площадки был отвесный, ничем не прикрытый край, уходивший вниз.
Вправо шла дорога, ровно и гладко вымощенная темнозелеными плитами, имевшими форму гигантских ромбов.
Горянский неожиданно поскользнулся на одной из них и с силой упал навзничь; футляр с петухом, висевший у него на плече, сорвался и с грохотом ударился о плиту; крышка футляра сломалась.
Горянский, вскочив, кинулся к футляру, думая, что петух издох, — петух стоял на одной ноге, отодвигая голову от электрического света фонарика, и лениво трепыхал крыльями; — он не был мертв…
Вне себя от любопытства, Горянский лихорадочно вытащил коробку «Ираида Лапшина» и чиркнул спичкой— спичка горела… Здесь был воздух!..
Через минуту слабое «ку-ка-ре-ку!» донеслось сквозь шлем до Горянского: земной петух приветствовал лунное подземелье…
Елена и Мукс подошли тоже и все трое внимательно смотрели на петуха минут десять…
Горянский пристально изучал его…
Вдруг петух неожиданно оживился и с кукареканьем, слабо долетевшим до уха присутствующих, выскочил из футляра.
Его прыжки и удары крыльев, которые на земле не могли поднять его выше двух аршин, здесь, благодаря ослабевшему тяготению, создавали впечатление полета; если бы не веревочка, привязывающая его за ножку к футляру, то он, может быть, на самом деле бы улетел.
Горянского больше всего поразило то, что вид петуха был гораздо здоровее и бодрее, чем в ракете: петух расхаживал, прыгал и кукарекал, с каждой минутой, очевидно, чувствуя себя все лучше!..
Горянского заинтересовала какая-то особая живость его движений и он, взяв его за ножки, приблизил к себе; глаза петуха необычайно блестели; он вырвался и изо всех сил клевал каску Горянского.
Тот, чрезвычайно заинтересованный, слабо понимал, в чем дело; он сжег более десяти спичек; — все они вспыхивали моментально, горели быстро, — хотя, по внешним признакам, не было ветра, — и необычайно ярко.
Из осторожности Горянский еще полчаса наблюдал за петухом; когда по прошествии этого времени петух все еще по-прежнему бегал, чувствуя себя, по всей видимости, прекрасно, Горянский начал действовать: — он нажимом кнопки надвинул на рот и нос специальный предохранительный клапан, вроде противогаза, и приоткрыл нижнюю часть шлема…
— Прекрасный, свежий, живительный воздух, неизмеримо более приятный, чем тот, которым дышал до сих пор Горянский, ворвался ему в легкие… Горянский вздохнул полной грудью и почувствовал, как сильнее забилось его сердце, как крепче напряглись мускулы, как острее заработал мозг; и понял причину оживления петуха…
Это был озон!..