— Я не знаю, — сказал Уинтер. — Ведь самому себе вы доверяете? У вас нет никаких сомнений?
— Сомнений? Нет. Я мэр. Но мне много непонятно, — он показал на стол. — Не знаю, зачем им понадобилось устраивать суд именно здесь. Алекса Мордена будут судить за убийство. Вы помните Алекса? У него жена Молли, хорошенькая такая.
— Помню, — сказал Уинтер. — Она преподавала в начальной школе. Как же, помню. Очень хорошенькая и ни за что не хотела носить очки. Ну, что ж, Алекс убил офицера — факт остается фактом. В этом никто не сомневается.
Мэр Оурден сказал с горечью:
— В этом никто не сомневается. Но зачем его судить? Почему не расстрелять сразу? Дело тут не в их сомнениях или уверенности, не в справедливости или несправедливости. Совсем не в этом. Зачем им понадобилось устраивать суд, и у меня в доме?
Уинтер сказал:
— Вероятно, ради самой процедуры. Тут заключена некая идея — если удается соблюсти форму, это все, что нужно, люди сплошь и рядом довольствуются одним соблюдением формы. У нас была армия — солдаты с винтовками, но на самом деле армии как таковой у нас не существовало. Захватчики устраивают судебный процесс в надежде на то, что люди поверят, будто он основан на законах справедливости. Ведь Алекс на самом деле убил капитана.
— Да, понимаю, — сказал Оурден.
А Уинтер продолжал:
— Если приговор будет вынесен в вашем доме, где люди всегда могли рассчитывать на справедливость…
Его слова были прерваны скрипом двери направо. В приемную вошла молодая женщина лет тридцати, очень хорошенькая. Очки она держала в руке. Платье на ней было скромное, опрятное. Она, видимо, очень волновалась. Она быстро проговорила:
— Энни велела мне пройти прямо сюда, сэр.
— Правильно, — сказал мэр. — Вы Молли Морден?
— Да, сэр. Все говорят, что Алекса будут судить и расстреляют.
Оурден на минуту опустил глаза, и Молли опять заговорила:
— Говорят, что судить его будете вы. Ваше слово решит все.
Оурден испуганно посмотрел на нее:
— Что такое? Кто это говорит?
— Все в городе, — женщина стояла, вытянувшись во весь рост. Она спросила его не то умоляюще, не то властно: — Вы этого не сделаете, сэр, ведь, правда, не сделаете?
— Откуда в городе знают то, чего я сам не знаю? — сказал мэр.
— Это великая тайна, — сказал доктор Уинтер. — Великая тайна, которая не дает покоя всем властелинам во всем мире — откуда народ все знает? Теперь, как я слышал, эта же тайна не дает покоя и нашим захватчикам — каким образом вести проникают в народ, минуя цензуру, каким образом истина пробивается на свободу? Это великая тайна.
Женщина огляделась по сторонам, так как в комнате вдруг потемнело, и ее, вероятно, испугало это.