Оурден сказал:
— Тогда давайте прекратим этот разговор.
— Нет, мы будем продолжать его. Нам нужна ваша помощь.
Несколько минут Оурден сидел молча, потом сказал:
— Вот как я решил: сколько у вас было пулеметчиков, которые расстреляли наших солдат?
— Да, вероятно, человек двадцать, не больше, — сказал Лансер.
— Хорошо. Если вы расстреляете их, я вынесу смертный приговор Мордену.
— Вы шутите! — сказал полковник.
— Нет, не шучу.
— Вы прекрасно знаете, что это невозможно.
— Знаю, — сказал Оурден. — И то, о чем вы просите, тоже невозможно.
Лансер сказал:
— Я это предчувствовал. Мэром все-таки будет Корелл, — он быстро поднял голову. — Вы останетесь на суде?
— Да, останусь. Алексу будет не так одиноко со мной.
Лансер посмотрел на него и вяло улыбнулся.
— Мы взяли на себя нелегкую работу, не так ли?
— Да, — сказал мэр, самую непосильную работу, какая только может быть. Единственное, чего не достичь никакими силами.
— А именно?
— Вы хотите сломить человеческий дух на веки веков.
Голова Оурдена чуть поникла к столу, и он сказал, не поднимая глаз.
— Вот и снег. И ночи не дождался. Люблю нежный, прохладный запах снега.
К одиннадцати часам снег повалил большими мягкими хлопьями, и неба совсем не стало видно. Люди торопливо шагали сквозь снежную завесу, а снег наметало у дверных порогов, наметало на статую на городской площади и на рельсы, проложенные от шахты к гавани. Снег валил и валил, и колеса тележек то и дело заносило на сторону. А над городом нависла тьма, еще более густая, чем снежная туча, над городом нависла угрюмость и сухая, нарастающая ненависть. Люди не задерживались на улице, они открывали двери домов, и двери захлопывались за ними, и казалось, что из-за каждой занавески на улицу смотрят чьи-то глаза, и когда по городу проходили солдаты, взгляд этих глаз — холодный, угрюмый — был устремлен на них. Люди заходили в лавки купить что-нибудь к завтраку, спрашивали то, что им было нужно, получали требуемое, платили деньги и уходили, не обменявшись приветствием с продавцом.
В маленькой дворцовой приемной горели все лампы, и их свет ложился на снег, падающий за окном. Судебное заседание было открыто. Во главе стола сидел Лансер, по правую руку от него — Хантер, дальше Тондер, а на краю — капитан Лофт, перед которым лежала небольшая стопка бумаг. Напротив, левее полковника, сидел мэр Оурден, а рядом с ним Прекл, строчивший что-то в блокноте. Возле стола застыли двое часовых в касках и с примкнутыми штыками, — неподвижные, как деревяшки. Между ними стоял Алекс Морден, рослый молодой человек, широкий в плечах и узкий в бедрах, с низким лбом, глубоко запавшими глазами и длинным острым носом. Подбородок у него был решительный, рот большой и чувственный. Он стоял, опустив скованные руки, и то сжимал, то разжимал их. На нем были черные штаны, синяя рубашка с открытым воротом и темный пиджак, лоснившийся от долгой носки.