Прекл сказал игриво:
— Ведь ты девушками не очень интересуешься. Тебе на них наплевать.
Тондер сказал:
— Меня они интересуют постольку, поскольку. Виснуть на мне и цепляться за мою жизнь я им не позволяю.
А Прекл продолжал насмехаться:
— По-моему, они на тебе со всех сторон повисли.
Тондер решил переменить разговор. Он сказал:
— Надоели эти фонари, черт бы их побрал! Майор, когда ваше динамо исправят?
Майор Хантер медленно поднял голову от доски и ответил:
— Скоро должны исправить. Я поставил на ремонт надежных людей. Придется, видно, удвоить охрану.
— А того, кто это сделал, поймали? — спросил Прекл.
И Хантер хмуро сказал:
— Один из пятерых. Расстреляны все пятеро. — Он задумчиво продолжал: — Повредить динамо нетрудно, надо только знать, как это делается. Устроить короткое замыкание, и все. — Он добавил: — Ток сейчас дадут.
Прекл все еще перелистывал журнал.
— Интересно, когда же нас сменят? Когда мы сможем съездить домой на побывку? Майор, вам хочется отдохнуть дома?
Хантер поднял голову от доски, и на секунду выражение лица у него стало безнадежное.
— Конечно, хочется, — он быстро овладел собой. — Я строил этот путь четыре раза. Понять не могу, почему бомбы попадают именно в него? Мне уже надоело с ним возиться. Из-за воронок каждый раз приходится прокладывать новую линию. Закапывать их некогда. Почва промерзшая. На это уйдет слишком много времени.
В эту минуту свет вспыхнул, и Тондер машинально протянул руку и потушил оба фонаря. Шипение прекратилось..
Тондер сказал:
— Слава богу! Шипят — на нервы действуют. Так и кажется, будто кто-то шепчет. — Он сложил письмо и сказал: — Странно, почему так мало писем приходит? За две недели я получил только одно.
Прекл сказал:
— Может быть, тебе не пишут?
— Может быть, — сказал Тондер. Он повернулся к майору.
— Как вы думаете, если что-нибудь случится… там… дома… дадут нам об этом знать или нет? Я говорю о несчастьях… умрет кто-нибудь или еще что…
Хантер сказал:
— Не знаю.
— Да-а, — сказал Тондер, — поскорее бы выбраться из этой проклятой дыры.
В разговор вмешался Прекл.
— А я думал, ты собираешься остаться здесь и после войны! — И он передразнил Тондера: — Объединить бы четыре-пять участков, устроиться получше, как у себя в родовом поместьи. Говорил ты это? Метил в маленького земельного магната? Хороший, приветливый народ, красивые газоны, олени, детишки… Признавайся, Тондер!
Рука Тондера упала на стол. Потом он стиснул виски ладонями и взволнованно заговорил:
— Молчи! Перестань! Этот народ! Этот отвратительный народ! Холодные — даже смотреть на нас не хотят, — он вздрогнул. — Не хотят сказать слова. Отвечают какими-то мертвыми голосами. Они, видите ли, покорные. Отвратительный народ! А женщины — ледяные!