— С каждой ночью все громче и громче воет. Придется пристрелить.
Но другой солдат сказал:
— Зачем? Пусть воет. По-моему, даже приятно. У меня дома была собака, тоже выла. Никак не мог ее отучить. Рыжий пес. На меня их вой не действует. Забрали моего пса вместе со всеми прочими, — тусклым, равнодушным голосом добавил он.
И капрал сказал:
— Нельзя держать собак, когда ощущается недостаток в продуктах.
— Да я не жалуюсь. Я знаю, что это было необходимо. А пригонять все по плану, как наше начальство делает, это у меня не выходит. Хотя вот, скажем, здесь — некоторые держат собак, а ведь с едой у них еще хуже, чем у нас. Правда, совсем заморенные ходят — что люди, что собаки.
— Дурачье, — сказал капрал. — Поэтому мы их так быстро и разбили. Планировать не умеют.
— Любопытно, когда война кончится, разведут у нас опять собак или нет? — сказал капрал. — Наверное, как и все остальные, какие-нибудь — несусветные. — И он добавил: — А есть ли от них толк, от собак? Никому они не нужны, разве только полиции.
— Может быть, — сказал солдат. — Я слышал, будто Предводитель не любит собак. Будто у него от них какой-то зуд начинается и чихать тянет.
— Много ты всего слышишь, — сказал капрал. — Стой! патрульные остановились; откуда-то издалека до них донеслось пчелиное жужжание самолетов.
— Летят, — сказал капрал. — Ну, что ж, света нигде не видно. Недели две как не прилетали.
— Двенадцать дней, — сказал солдат.
Сторожевые у шахты услышали отдаленный гул самолетов. — Высоко летят, — сказал сержант. И капитан Лофт задрал голову так, чтобы края каски не мешали смотреть. — По-моему, больше двадцати тысяч футов, — сказал он. — Может быть, дальше пролетят?
— Как будто немного, — сержант прислушался. — По-моему, не больше трех машин. Прикажете связаться с батареей?
— Передайте только, чтобы были наготове, а потом свяжитесь с полковником Лансером… Впрочем, нет, не надо. Может быть, они не к нам. Вот уже над самой головой, а пикировать не начали.
— По звуку как будто кружат. И не больше двух машин, — сказал сержант.
Люди, лежавшие у себя дома в постелях, тоже слышали гул самолетов, и они глубже зарывались в перины и прислушивались. Во дворце мэра этот отдаленный гул разбудил полковника Лансера, и он повернулся на спину и широко открытыми глазами уставился в потолок и на секунду затаил дыхание, чтобы лучше слышать, но тогда сердце у него так заколотилось, что он вовсе перестал что-либо разбирать. Мэр Оурден услышал самолеты, не просыпаясь, и они вошли в его сны, и он шевельнулся и прошептал что-то.
Высоко в небе кружили два бомбардировщика — две грязно-серые машины. Они выключили моторы и, плавно кружа, пошли вниз. А из брюха у них один за другим посыпались десятки, сотни каких-то маленьких предметов. Они камнем пролетели первые несколько футов, а потом над ними раскрылись крохотные парашюты, и на этих парашютах маленькие свертки бесшумно и тихо поплыли к земле, а самолеты дали газ, набрали высоту и потом опять выключили моторы и кругами пошли вниз, и снова из них посыпались какие-то маленькие предметы, и тогда самолеты сделали разворот и пошли назад в том же направлении, откуда прилетели.