Она остановилась на площадке лестницы и сверху улыбнулась ему. На плечи её был накинут длинный синий плат и несколько её волос, выбившись из причёски, зацепились за синий ворс. Прилив нежности охватил Джозефа при виде этих выбившихся волосков. Он коротко рассмеялся.
— Спускайтесь скорее, пока лошади не поблекли, — сказал он, — а то упустим момент. О, я, конечно, имею в виду блеск, до которого Хуанито надраил упряжь.
Он распахнул перед ней дверь и, когда они подошли к коляске, подсадил на сидение, а сам, прежде чем отвязать лошадей, проверил застёжки из слоновой кости на уздечке. Лошади взыграли, и Джозеф был рад этому.
— Не холодно вам? — спросил он.
— Нет, нормально.
Лошади побежали рысью. Джозеф заметил, что, жестикулируя, он получил хорошую возможность изображать падающие звёзды и всю чашу неба, землю в вихре чёрных деревьев, горы, которые были волнами при возмущении земной поверхности и застывали в момент его наибольшей силы, или камнепад, с бесконечной медлительностью движущийся к востоку. Джозеф удивился бы, если для того, чтобы рассказать обо всём этом, нашлись какие-то слова.
Он сказал: «Мне нравится ночь. Она гораздо сильнее дня».
С первой минуты сближения с ним Элизабет была в напряжении, готовясь отразить его атаку на её резко очерченный и тщательно охраняемый внутренний мир, но сейчас случилось нечто странное и неожиданное. Может быть, тон, ритм, может быть, какая-то его собственная увлечённость своими словами сделали так, что стены её обороны пали. Кончиками пальцев она коснулась его плеча и, дрожа от восхищения, отдёрнула руку. У неё перехватило дыхание. Она подумала: «Какой позор, он еще услышит, что я пыхчу как лошадь», и нервно засмеялась в такт вздохам, зная, что вообще-то ей всё равно. Тайные помыслы, едва различимые даже мысленным взором в тайниках её сознания, вынырнули оттуда, и она обнаружила, что они вовсе не отвратительно-грязные, вроде слизняков, как она всегда считала, а почему-то праведные, радостные и светлые. «Если он коснётся губами моей груди, мне будет приятно, — подумала она. — Радость так и рвётся наружу, боюсь, не выдержу. Я поднесу свою грудь к его губам обеими руками». Представляя себе, как всё произойдёт, она знала, что будет чувствовать, изливая потоки своего тепла на его губы.
Лошади громко зафыркали и шарахнулись в сторону от тёмной фигуры, возникшей перед ними. Хуанито быстро подбежал к коляске, чтобы переговорить с Джозефом.
— Едете домой, сеньор? Я вас ждал.
— Нет, Хуанито, поедем ещё через некоторое время.
— Я подожду ещё, сеньор. Бенджи пьян.