— Когда подойдёт время, Джозеф, ты останешься со мной? Я боюсь, что мне будет страшно. Я боюсь, что я позову тебя, а тебя не будет рядом. Ты никуда далеко не будешь уходить, правда? А если я позову, ты придёшь?
И он, чуть раздражаясь, успокаивал её:
— Я буду с тобой, Элизабет. Не беспокойся об этом.
— Но не в той же самой комнате, Джозеф. Мне не хочется, чтобы ты всё видел. Не знаю, почему, но если бы ты мог сидеть в другой комнате и слышать, если я позову, то я думаю, что совсем бы не боялась.
Иногда в те вечера, лёжа с ним в постели, она рассказывала ему о том, что знала, — как были разбиты персы, вторгшиеся в Грецию, и как Орест пришёл к жертвеннику за защитой, а фурии сидели, ожидая, когда его силы иссякнут и можно будет утолить голод. Она рассказывала обо всём очень забавно, и все фрагменты её познаний были подобраны так, чтобы показать её превосходство. Теперь вся её учёность казалась ей просто глупой. Она начала считать недели, оставшиеся до того момента, когда подойдёт её срок — три недели от четверга, а затем две недели и один день, и, наконец, десять дней.
— Сегодня пятница! Так что это произойдёт в воскресенье, Джозеф. Я надеюсь. Рама слышала. Она говорит, что даже может слышать удары сердца. Ты бы этому поверил?
Как-то ночью она сказала:
— Всё произойдёт примерно через неделю. Я вздрагиваю, когда думаю про это.
Джозеф спал очень чутко. Когда Элизабет всхлипывала во сне, он открывал глаза и напряжённо прислушивался.
Однажды утром его разбудил хор молодых петушков, раскричавшихся на своих насестах. Было ещё темно, но поступающая свежесть утра делала воздух бодрящим. Он слышал старых петухов, как бы в укор молодым с их срывающимися тонкими голосами тщательно выпевающих все ноты. Джозеф лежал с открытыми глазами и видел мириады прибывающих световых частиц, от которых воздух становился густо-серым. Постепенно возникла мебель. Элизабет мягко посапывала во сне. В её дыхании чувствовалась усталость. Джозеф уже было собрался выскользнуть из постели, одеться и выйти к лошадям, когда внезапно рядом с ним вскочила Элизабет. У неё перехватило дыхание, затем ноги её подогнулись, и она пронзительно вскрикнула от боли.
— Что такое? — воскликнул он. — Что случилось, дорогая?
Поскольку она не отвечала, он прыжком вскочил на ноги, зажёг лампу и склонился над ней. Её глаза вылезли из орбит, из открытого рта капала слюна, а всё напрягшееся тело трепетало. Затем она снова хрипло вскрикнула. Он стал гладить её руки, но через мгновение она снова откинулась на подушку.
— У меня болит спина, Джозеф, — простонала она. — Что-то мне плохо. Я умираю.