Они налетели на новобрачных, словно пчелиный рой, и засыпали их вопросами. Герцог слышал, как его жена пыталась отвечать на, как ему казалось, наиболее дерзкие слегка испуганным голосом.
К счастью, их уже ждал частный поезд, доставивший Вандевилтов из Лондона; герцог с трудом протащил Магнолию сквозь толпу фотографов и влетел в вагон, приказав проводникам никого не впускать.
Двери закрылись, но камеры лезли в окна, и герцог указал своей новоиспеченной супруге на самый дальний конец вагона.
— Предлагаю, — сказал он, — устроиться там и повернуться к окнам спиной. В этом случае газетчики будут бессильны.
Магнолия, не ответив, повиновалась. Наконец, к несказанному облегчению герцога, поезд тронулся и под приветственные возгласы провожавших медленно покатил мимо машущих руками людей.
В этот момент самообладание, хранимое герцогом весь день, внезапно покинуло его, и он воскликнул:
— Никогда не думал, что мне придется принимать участие в столь омерзительном и вульгарном спектакле!
Сказав это, он встал и вышел в коридор, надеясь отыскать место, где сможет остаться один.
Его настроение не улучшилось от того, что поезд оказался больше, чем он ожидал, и в вагоне ехали еще несколько фотографов и журналистов.
Не имея никакого желания связываться с ними, герцог вернулся в купе, из которого только что вышел.
Он заметил, что Магнолия, которая смотрела в окно, при его появлении поспешно открыла журнал.
Поэтому герцог не стал садиться в кресло напротив нее и, заняв место в другом конце купе, развернул газету.
Так они ехали в полном молчании, пока стюард не предложил им еду и напитки.
К этому времени герцог уже остыл и решил, что его долг — наладить с супругой цивилизованные отношения независимо от того, что он думает о ней и о выходках ее матери.
С мистером Вандевилтом, которого привезли на коляске лорда Фаррингтона незадолго до начала венчания, ему удалось перекинуться лишь парочкой слов.
Негромкий голос без следа акцента, представительная наружность и манеры, с которыми он приветствовал будущего зятя, понравились герцогу, и он решил, что этот человек заслуживает уважения.
Он всегда считал себя знатоком человеческих душ и с первого взгляда понял, что мистер Вандевилт совсем не похож на свою супругу, но, к сожалению, у них не было времени побеседовать.
Когда стюард поставил перед Магнолией столик и выложил на него бутерброды, торт и бисквиты к чаю, которые она заказывала, герцог пересек купе и сел напротив нее.
— Мне кажется, — сказал он тоном, который, как он надеялся, был достаточно дружелюбным, — что мы с вами были единственными на этом приеме, кто ничего не ел и не пил.