Магнолия ответила не сразу, но при этом не подняла головы, и герцог никак не мог разглядеть ее лицо.
Он вспомнил, что во время венчания старался не смотреть на нее, боясь, что обнаружит в ней сходство с матерью.
Прошлой ночью, когда миссис Вандевилт покинула замок, он боялся даже представить себе, в какой кошмар превратится его семейная жизнь, если жена окажется хоть немного похожей на свою мать.
Внезапно Магнолия, словно сделав над собой усилие, подняла голову, и герцог увидел, что она очень далека от того, чего он так боялся.
Она была очень изящна, ее тонкое лицо казалось нежным и хрупким, но главным на этом лице были глаза.
Они были очень большие, и, хотя герцог не мог разобрать, серые они или голубые, он ясно видел, что в глубине их таится страх.
Зрачки были расширены — по сути, хотя герцог с трудом мог в это поверить, его невеста смотрела на него глазами, полными ужаса.
Потом черные ресницы, которые подчеркивали бледность ее щек, затрепетали, и она еле слышно произнесла:
— Мне показалось… вы, должно быть, рассердились… когда… взорвались эти розы.
На герцога огромное впечатление произвел ее голос, тоже очень сильно отличавшийся от того, что он ожидал услышать. Он был мягок, музыкален, и в ее речи полностью отсутствовал раздражающий герцога акцент.
— Да, в Англии такое не принято, — ответил он, прежде чем успел обдумать свои слова, и поймал себя на мысли, что говорит с ней резко, как с провинившимся солдатом или нерадивым слугой.
— Мне… мне очень… жаль.
Слова были едва слышны, но все же герцог разобрал их.
— Я и не виню вас в случившемся, — произнес он и подумал про себя, что это звучит как-то высокомерно.
— М-мама не говорила мне… о своих планах, но… когда это произошло, я увидела… что вы… недовольны.
Герцог считал, что это еще преуменьшение, но никакие слова все равно не могли изменить того, что сделано. Он промолчал, думая о том, как по этому поводу будут судачить его родственники и соседи, а потом, не желая вообще обсуждать свою тещу и свадьбу, которая уже позади, взял бокал с шампанским, который принес ему стюард, хотя его об этом никто не просил, и сделал большой глоток.
Магнолия выпила чай, но совсем не притронулась к еде, а герцог принялся за сандвич с огурцом, чувствуя потребность сделать что-то простое, обыкновенное, чтобы подавить раздражение, растущее в нем подобно приливу, который невозможно ни остановить, ни повернуть вспять.
Немного успокоившись, герцог проговорил:
— Вы, я полагаю, устали, но железная дорога сделала путь до Лондона очень коротким. К восьми часам мы уже будем в лондонской резиденции Оттербернов.