Но Олвин со спутниками входить не торопились…
Олвин внимательно смотрел на покойника. Неведомая сила оторвала левую руку, что лежала чуть в стороне. Ноги переломаны так, что в нескольких местах торчат кости. Голова нашлась не сразу. Она глубоко вошла в снег. Тоот осторожно ткнул острием меча и развернул голову лицом к себе…
Бледное бородатое лицо и открытые желтые глаза с крохотными зрачками.
– Мангус! – отшатнулся вестник.
– Чего? – спросил Арчер. – Мангус?
– Да. Я рассказывал про них. Люди, обращенные колдунами. Исполняют любую их волю. Живые мертвецы…
– Так он жив или мертв?
– Мертв. Голова отсечена от тела. Точнее… оторвана…
Флориан, стараясь не приближаться, стал разглядывать голову.
– Выходит, это мангусы перебили местных?
– Нет, – мотнул головой Олвин. – Судя по внешности и одежде… это и есть местный. И его обратили…
– Тринадцатый, – выдохнул Шон. – Значит, и нас могут обратить?
Вестник продолжил осматривать святилище, медленно отвечая на вопрос:
– Это могут сделать только колдуны. И только если мы попадем к ним в руки. Да и то это дело небыстрое. Тем более что люди с сильным духом обращаются плохо…
– Ну тогда хорошо, что с нами Крошки Четта нет, – невесело усмехнулся обезображенным ртом Красавчик Флориан.
– Меня иное беспокоит, – проговорил Тоот. – Кто это сделал с мангусом?
– Там еще один! – заметил Шон и двинулся далее по кругу.
Голова была полностью размозжена, и только выпавший глаз свидетельствовал, что это тоже мангус. Брюхо было разорвано, кишки прилипли, а затем примерзли к каменной глыбе. А дальше еще с полдюжины истерзанных тел.
– Похоже, мертвы уже больше недели, – проговорил вестник, осторожно трогая кровавые раны. – Но ни один зверь не пришел на падаль. Почему?
Все трое обменялись взглядами. Но сказать было нечего.
Олвин направился в бревенчатый конус. Пригнулся, входя в дверь. Здесь во время обрядов жгли костер, и наверху имелось отверстие для дыма. Через отверстие внутрь поступал свет.
Олвин ничего не сказал. Только поджал губы, борясь с тошнотой. А вот вошедшие следом Шон и Флориан заголосили вразнобой:
– О боги!.. Мать твою!.. Вот ведь срань-то какая!.. Тринадцатый!..
Святилище устилали части человеческой плоти. Куски были столь мелкими, что невозможно было определить, останки скольких тел здесь лежали. Последние две ночи выдались морозными, и трудно было вообразить, какой бы иначе стоял здесь запах. В середине находился обложенный камнями очаг. Возле валялся наиболее крупный из останков: верхняя часть туловища с обеими руками и головой. Мертвец, лежащий спиной вверх, был в темно-синем балахоне с накинутым на голову капюшоном. Медленно подойдя, Олвин перевернул тело и склонился. Серая морщинистая кожа. Никаких волос на лице. Даже бровей. Глаза, налитые кровью.