– А вот это, друзья мои, уже не мангус.
Олвин повернулся к товарищам и внимательно посмотрел на них.
– Это колдун с Мамонтова острова.
Флориан сглотнул.
– Да что же здесь случилось?
– Смотрите!
Шон бросился к очагу и поднял из золы какие-то предметы.
Олвин Тоот узнал их. Это была серебряная чаша самописца и несколько магнетитовых брусков.
– Откуда она здесь? – удивился Красавчик.
– Наверное, колдун связывался с Мамонтовым островом, – предположил Олвин, и тут же его озарило: – Ищите стилус и ртуть! Они должны быть здесь!
Флориан и сам Тоот, преодолевая отвращение, принялись рыться в останках.
– Чаша валялась дном вверх. Если и была ртуть, то вся вытекла, – развел руками Арчер.
– Может быть еще, – сказал Олвин. – Ищите сосуды, фляги. Шон, забери чашу и бруски. И поищи остальные бруски. И шар с иглой.
– Хорошо…
Вскоре вестник обнаружил тонкую длинную палочку с одним заостренным концом и другим сплющенным. Олвин приблизил палочку к мечу. Ее потянуло к металлу, и палочка с глухим звоном прилипла к лезвию.
– Есть стилус! – обрадовался Тоот.
Они продолжили искать драконью ртуть, но тщетно. Нашлась одна фляга, но в ней была всего лишь стухшая вода.
– Олвин, – позвал Флориан. – Взгляни на это.
Вестник подошел к Красавчику и взял у него из рук прямоугольную дощечку, покрытую воском.
– Табличка для самописца, – пробормотал Олвин.
Одна сторона была пуста. Олвин перевернул и уставился на выведенный иглой загадочный рисунок. Круг. Тринадцать лучей, исходящих от него. Один из них чуть длиннее. А в круге – множество черточек, в которых угадывалось страшное лицо с открытым ртом.
Шон подошел к товарищам и потряс мешком.
– Вроде все. Чаша, шар с иглой и бруски, столько же, сколько у гретанвудского самописца… А это что за каракули?
– Ума не приложу.
Олвин протянул табличку Арчеру.
– Положи тоже в мешок. Может, пригодится.
– Хорошо. А что теперь-то делать будем? Стилус нашли, на гору Флориана нам уже не нужно…
Вдруг морозную тишь мертвого места нарушил вопль где-то далеко в горах. И вопль этот не молил о помощи и не сообщал о нечеловеческой боли. Он был воплощением ярости и сулил бесконечный ужас…
– Я знаю, что делать, – прошептал Красавчик Флориан. – Бежать!