Я притормаживаю рядом и открываю окно со стороны пассажира:
— Одри!
Она останавливается и смотрит на меня, потом на машину. На ее лице отражается нетрезвое замешательство. Она пьянее, чем я думал. И это тоже хорошо.
— Колин? — Она подходит и слегка наклоняется к окну.
— Вас подвезти? — спрашиваю я.
В машине тепло, и я чувствую льющуюся в открытое окно прохладу. Одри подается ко мне, и я вижу ее декольте во всей красе. Я заставляю себя вновь взглянуть ей в глаза и ободряюще улыбнуться.
— Весьма любезно с вашей стороны. Хотя я уже почти дома.
— Давайте подвезу вас остаток пути. Садитесь.
Все дело в уверенности, в легком дружелюбии. В отсутствии каких-либо объяснений. Не упрашивай, будь проще, делай вид, что со всем согласен. К тому же у нее болят ноги в туфлях на каблуках, на улице холодно, да и что может случиться, если за рулем твой знакомый, а до дома меньше мили?
От нее пахнет вином, почти выдохшимися цитрусовыми духами и подсыхающим по́том. Я как можно незаметнее вдыхаю ее аромат, одновременно пытаясь поддерживать ободряющую беседу:
— Как у вас дела с Воном?
— Мы расстались, — говорит она.
— Правда? Жаль. Он мне ничего не говорил.
— Да, он до сих пор не оправился.
— Так что случилось?
Она смотрит в окно, пока мы замедляем ход перед светофором.
— Он просто… мне не подходит. Он не сделал ничего плохого, вполне приличный парень.
— Пора менять жизнь?
На этот раз она улыбается, и я на мгновение — лишь на мгновение — запинаюсь. Правильно ли я поступаю? Еще не поздно выбрать иной путь. Я могу высадить Одри у дома, дать ей номер моего телефона, пожелать приятных выходных и спросить, не хочет ли она со мной как-нибудь встретиться. Так ведь обычно делается и говорится?
— Да, — отвечает она. — Пора менять жизнь.
Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее колена. Всего лишь до колена, не выше, но она неловко хватает меня за руку и отбрасывает ее:
— Что вы себе позволяете, Колин? — Голос ее становится выше на октаву. — Я знаю, что немного пьяна, но это не значит, что вам все можно!
Я чувствую ее гнев, и к горлу подступает комок. Одри, как ты могла? Как ты могла так быстро все разрушить?
— Я ничего такого не хотел, — холодно говорю я.
На светофоре горит красный, и от его света в машине тоже все краснеет.
— Ладно, — смягчается Одри. — Прошу прощения, я просто немного нервничаю. Следующий поворот налево — мой дом там, на вершине холма.
Я гляжу на нее, снова вдыхая ее запах. Точка невозврата прямо впереди, прямо сейчас. Я все еще могу высадить ее у дома, не причинив никакого вреда и ничем не рискуя. Или могу овладеть ею, и тогда моя жизнь пойдет по иному пути. Всем своим видом она бросает мне вызов, и я хочу ее, как никогда. Она наверняка станет сопротивляться, но так даже лучше, куда интереснее, чем смотреть, как умирают люди, неспособные сопротивляться вообще.