Почувствовав, что мысли мои пошли по кругу, я усилием воли отбросила их, включила свет, положила сумку в коридоре и повесила пальто на вешалку, как делала каждый раз на пороге этого дома.
Мама переехала сюда пятнадцать лет назад, когда ее сестра, моя тетя, перебралась в Шотландию. Они жили вместе с тех пор, как я пошла учиться в университет, но после отъезда тети Бет маме захотелось жить поближе ко мне. Тогда она еще была вполне деятельной женщиной, играла в бинго с подругами и трижды в неделю ходила в супермаркет, а по выходным отправлялась в автобусную поездку с местным клубом. Вряд ли я по-настоящему сознавала, что она стареет, но теперь понимаю, что первые признаки появились уже давно. Она поругалась с кем-то в клубе и перестала его посещать. Пять лет назад умерла тетя Бет, и после кончины единственной сестры мамина жизнь покатилась под уклон. Она начала волноваться из-за денег, хотя получала хорошую пенсию и никогда прежде по этому поводу не тревожилась. Вскоре она прекратила играть в бинго, и у нее осталась только я — не считая соседей, которые время от время заглядывали, но она постоянно на них жаловалась.
— Они меня все время беспокоят, — шептала мама, словно ее могли подслушать сквозь стену. — Все ходят и ходят. Будто не понимают, что это как-то неудобно.
— Почему? — спрашивала я. — Чем они тебе мешают?
Я вовсе не собиралась говорить шепотом — соседских разговоров мы никогда не слышали, так что вряд ли они могли слышать наши.
Как выяснилось, Лен едва не спас маме жизнь — по крайней мере, дал мне шанс с ней попрощаться, даже если она меня и не слышала. Я собиралась зайти к ней следующим вечером, но к тому времени ее уже не было бы в живых. Будь она к нему чуть доброжелательнее, он мог даже обнаружить ее раньше, и, возможно, она бы выжила.
Я вошла в гостиную и включила свет, почти ожидая увидеть маму. Пустое кресло настолько меня поразило, что я невольно попятилась. Каждый раз, когда я к ней приходила — три или четыре раза в неделю, — она сидела там. При мне она вставала лишь иногда, чтобы сходить в туалет или сделать что-нибудь в кухне, непременно опираясь на костыли и на мою руку. Бо́льшую же часть времени она просто сидела и ждала, когда я ей что-нибудь принесу.
Теперь кресло опустело. За долгие годы в сиденье образовалась вмятина, покрытие выцвело и залоснилось. Подлокотники посерели от постоянного прикосновения ее рук. Но мамы больше не было.
У меня вдруг участилось дыхание, нахлынула беспричинная паника. С чего бы? В доме царила полнейшая тишина. Бывала ли я вообще когда-нибудь в этой комнате при молчащем телевизоре? Даже воздух без мамы казался другим.