— Бедняжка совсем помешалась от твоего идиотства. Писателем хочет стать! Тогда бери деньги в банке и подписывай чеки — вот каким надо быть писателем. Вот я такой писатель, я глупых стихов не пишу. «Луна утонула в море»… Луна утонула в твоей пустой башке — вот где она утонула.
(Других образцов поэзии он не знал — непонятно, где он подобрал этот).
— Ты приносишь ей несколько пенни, а ешь шесть-семь раз в день, да в теплой постели спишь, да в собственной комнате, да еще убирают за тобой. Он матери все отдает! Что ты ей отдаешь?!
— Я не могу просить у нее денег.
— Я думаю! За деньгами нужно идти в банк, как я туда хожу. Скажи, что хочешь ехать «зайцем», и они дадут. А не дадут денег — дадут промокашку. Тоже пригодится.
— Что вы на меня кричите?
— Потому что ты позоришь семью. Сестру. Сароянов. Проваливай отсюда!
Непонятно почему, но я вдруг подумал об отце. Конечно, с ним не разговаривали в таком тоне, вряд ли на него вообще повышали голос, а мне вдруг представилось, что и на него кричали. Кому это нужно — «Луна утонула в море»? Кому нужна такая чушь? Тут Америка. Тут Калифорния. Тут Фресно. Тут настоящий мир, без луны и без моря.
Я понимал, что денег мне не видать и что нет никакого смысла надрывать глотку. Просто я не знал, где достать деньги, хотя бы те, что я заработал — или считал заработанными, — но, может, я ошибайся, а он был прав, и я его должник за выучку, которую прошел в его конторе, и, значит, первым делом мне надо где-то заработать деньги и расплатиться с ним. Мало утешения знать, что он слыл за самого щедрого из богатых армян в городе. Он жертвовал на любое начинание, щедро одарят всех нуждающихся армян, потому что те умели к нему подойти. Знати, как вынудить его выписать чек, и с наигранным изумлением восклицали:
— Арам, тысяча долларов?! Да я и рассчитывал-то всего на десять!
Я вышел из его конторы оплеванный, решительно настроенный, немного сбитый с толку, но сохраняя чувство собственного достоинства, и спустился по лестнице, чтобы не видеть лифтера и вообще ни с кем не сталкиваться в лифте.
Я отправится к гаражу «Калифорнийского отеля» и спросит сторожа, не собирается ли кто-нибудь выезжать из города. Он сказал, что кто-то из отеля просил подготовить машину к девяти, а еще и шести не было.
Я сказал, что подожду, и стал ждать, что само по себе малоприятное занятие, а в то время совсем невыносимое. Наконец из отеля напротив коридорный принес к гаражу чемоданы, а потом и сам человек пришел. Очень приятный человек, но я почему-то вдруг решит, что не смогу заговорить с ним. Что тогда делать? Домой вернуться уже нельзя. Что, если я попрошу подбросить меня, а он откажет? Многовато отказов для одного дня.