Глава семьдесят вторая
Виктор Тоска рассказывает Весли о смерти Джо Фоксхола
На следующий день нас перевезли на грузовиках в другой такой же лагерь миль на сто дальше, но будь я проклят, если знал, где мы находимся. Я думал все время о Джиль и ломал себе голову, как бы умудриться послать ей письмо, чтобы она знала, что я в плену, жив и здоров, — ведь обычным путем письма идут так медленно.
Здесь, на новом месте, народу было намного больше. Мы с Ванхуком бродили по лагерю в надежде встретить знакомых ребят или кого-нибудь, кто их видел. Лагерь был довольно большой, и наших — полным-полно. Они держались группами по шесть-семь человек, болтали, рассказывали друг другу разные истории, играли в карты — и разглядеть всех как следует было нелегко. То тут, то там попадались одинокие фигуры: сидит человек на земле, пригорюнившись, — тоскует, видно, по родине и с ненавистью думает о том, что вот загнали его, как быка, за колючую изгородь.
И вдруг произошло нечто до того неожиданное, что я даже не удивился, хотя никак на это не рассчитывал: прямо передо мной сидел на траве Виктор Тоска. Я так ему обрадовался, что решил сесть рядом с ним и подождать, пока он сам на меня не взглянет. В лагере было столько народу, что люди мало обращали внимания друг на друга, и Виктор даже не пошевельнулся, когда я опустился рядом с ним. Я наблюдал за ним довольно долго и очень был рад, что он жив и здоров — ведь только это мне и нужно было. Так я сидел рядом с ним и молчал, потому что я думал, он обернется, увидит меня — и мы тогда вдоволь посмеемся. Я решил сидеть хоть целый час, пока он не обернется: мне казалось, так будет лучше, чем подымать суматоху на радостях, потому что кто знает, что он за это время пережил. Ведь кроме того, что Грэхем был убит на моих глазах, — а за минуту до того мы вместе с ним ужинали, — все остальное, что случилось со мной и с Ванхуком, — сущие пустяки.
А Виктор все не оборачивался, и я тоже сидел не двигаясь. Сидим мы так, сидим, и я стал уже беспокоиться, не случилось ли с ним чего-нибудь, потому что прошло уж больше десяти минут, как я сел рядом с ним, и уж если он за это время ни разу не пошевельнулся и не оглянулся на меня — значит, что-то было не так.
Прошло еще минул десять; он наконец обернулся и, конечно, увидел меня, но я ничего не сказал. Спустя минуту-другую он опять обернулся и посмотрел еще раз. Тут уж он не стал отворачиваться.
— Я ужасно рад тебя видеть, — сказал он. — Я подумал, что это как будто ты, но сперва не поверил. Ну как ты — жив и здоров?