Курсант написал на листке номер телефона, вырвал из блокнота и отдал Сизову. Тот не глядя сунул записку в карман.
— Ясно-понятно. А кому звонить-то"
— Моя фамилия Белухин.
— Белухин…
— Но я пока стажер, меня там еще не очень знают, Вы лучше спросите майора Лихарева.
— Так, Лихарева…
— Да, майор Лихарев. Я у него на практике. Звоните, если что узнаете.
Белухин попрощался и зашагал к воротам. Мойщик смотрел ему вслед, не переставая ворчать:
— Совсем другое дело! А то — Ломброзо, Ломброзо.
Следователь Соколова вела допрос Крутова. Олег Аркадьевич заметно волновался: хрустел пальцами, то и дело утирал пот со лба. Особенно нервировал его включенный магнитофон — ведь каждое произнесенное слово записывалось на пленку.
— …Итак, Олег Аркадьевич, в воскресенье, пятого октября, примерно в двадцать один час, вы пришли к Дорошиной. Как она вас приняла?
— Как? — переспросил Крутов, выгадывая время для ответа. — Я бы сказал, неплохо. Даже хорошо. Да-да, очень тепло и радушно, — уже начиная сам верить в то, что говорит, заявил подследственный. — Я пришел с бутылкой «Игристого», она любезно пригласила присесть. Я рассказал о наших с Таней планах, и, знаете, Полина Гавриловна отнеслась к моему сообщению вполне благосклонно.
— Пожалуйста, поподробней, — попросила Майя Борисовна, надеясь, что в процессе вдохновенного вранья Крутов собьется и сам себя выдаст.
Но нет — Олег Аркадьевич показал себя незаурядным мастером художественного слова. В ярких, красочных выражениях описал он свое посещение будущей тещи, даже попытался передать в лицах состоявшуюся беседу.
— Стол был прекрасно сервирован: армянский коньяк, икра всех цветов, балычок, минога… Мы подняли бокалы с шампанским. «За ваше счастье, дети мои, — сказала тогда Полина Гавриловна, украдкой утирая материнскую слезу. — Береги ее как зеницу ока, дорогой зятек, помни — я отдаю тебе самое дорогое, что у меня есть». Я, естественно, растрогался, пообещал клятвенно, что сделаю все, чтобы жизнь ее дочери была безоблачной, счастливой и радостной. Мы допили бутылку, очень тепло и сердечно распрощались, и я ушел…
— Все? — спросила Соколова, когда музыкант умолк.
— Все, — ответил Кругов, утирая обильно струившийся пот.
— Отдаю должное вашей цветистой фантазии, Олег Аркадьевич. Но у меня несколько иные сведения об этом вечере. Я жду от вас правды, Крутов, это в ваших же интересах. Итак, в каких вы были отношениях с Дорошиной?
— В обычных. Нам с ней делить нечего.
— Разве? — Следователь взглянула пристально и строго. — А Таню?
— Это глубоко интимно! — взвился Крутов. — Вы не имеете права!