Среди ребят он надеялся немного развеяться, позабыть о неприятном инциденте, что произошел сейчас у него с Розой. Но никак не мог вписаться в их компанию, перенять их настроение, был рассеян.
«Представляю, — подумал он, — как бы все они среагировали, эти сосунки, если б я рассказал о Розе, не поверили бы конечно, подумали бы, что треплюсь, потребовали бы доказательств, интимных, постыдных подробностей, а я бы им — шиш! Выкуси! Я и теперь им — шиш!»
Пообщаться почти не пришлось. Был тут парень, которого Эмин ненавидел (и несколько раз у него с ним бывали небольшие стычки), отпетый хулиган, начинающий бандит и законченный наркоман-анашист, учившийся с ними в школе на два класса старше, но бросивший учебу и неизвестно чем занимавшийся. Говорили: приворовывает, общается с какой-то подозрительной шпаной, задирают незнакомых, нападают как шакалы, всей стаей… Одним словом — поганый был паренек, этот Самир, и уличная кличка у него была поганая — «Буйный», и приёмчики в драке были у него поганые: то вдруг обнаружится в кармане у него игла от шприца, которую он пускал в ход, разрисовывая лицо противника, то нож-финка… Увидев Самира, Эмин решил тут не задерживаться, но тот тоже не испытывал к Эмину нежных чувств, и стал с места в карьер задирать его, задавать оскорбительные вопросы, напрашиваясь на драку. На вопросы Эмин не отвечал, или же отвечал неохотно, невпопад, словом — на этот раз ему было скучно с ними, с этими ребятами, и им было скучно с ним… В последний год каждый раз, попадая в компанию сверстников, он ощущал свое незаметное и непонятное для них превосходство, и было это превосходство ему не в радость, оно отдаляло его от товарищей. Они же, как и всякая толпа, как всякая группа единомышленников, не прощали непохожести на себя. И промаявшись минут десять, все это время косо поглядывая на «Буйного», Эмин уже хотел уйти, но Самир стал уже навязчиво напрашиваться на драку. Удалось. Вроде бы шутя, вроде бы играючи, но постепенно удары Самира, от которых Эмин неохотно отмахивался, перешли в настоящую драку, так что остальным, некоторое время пребывавшим в роли зрителей, пришлось переключиться на роль судей и разнимать их. «Буйный» без передышки грязно ругался. Эмин съездил ему по скуле, но тут же получил в глаз и, отталкиваемый ребятами, вытесненный из парадного, ушел с синяком под глазом. Эмин зашел во двор Яшкиного дома, умылся под краном, намочил платок и, прикладывая его к синяку под глазом, направился к школе.
Вслед ему из парадного послышалась новая порция блеяния, но теперь оно было уже хоровым: к голосу солиста присоединилось еще несколько таких же примерно кошмарных голосов, среди которых выделялись победные нотки Самира. Эмин придержал шаг, ему вдруг захотелось вернуться, начать драку заново и по-настоящему, чтобы не оставлять этого подонка победителем, но… подумал, махнул рукой — даже драться не хотелось, такая вдруг овладела всем его существом апатия.