Однако же Катриона позаботилась о том, чтобы бедную крошку не заставляли испытывать на себе жестокости режима, предусматривающего холодные обливания, который предписал невежественный идиот, именующий себя врачом. И ее больше не запирали подальше от братьев и сестер и не привязывали, словно животное, ремнями к кроватке. Работа Катрионы с маленькой девочкой не была чем-то из ряда вон выходящим или чудом проницательности: при постоянной сострадательной заботе в состоянии девочки наметились существенные улучшения — иначе и быть не могло, — и поэтому никого не удивляло, что леди Джеффри исполнилась глубокой, искренней благодарности.
Сердце Катрионы разрывалось при мысли, что придется покинуть Марию, покинуть их всех — Джека, близнецов Пиппу и Джемму, юного Кристофера, отважную Амелию и, наконец, прелестную крошку Аннабел. Но остаться в Уимбурн-Мэноре значило подвергнуть их опасности. Особенно Марию. Она куда уязвимее всех остальных и болезненно переживает, если ее мир вдруг лишается какой-то детали. Или в этом мире происходит потрясение.
Видит Бог, выстрелы в саду выведут из себя кого угодно, даже самого крепкого человека. Если надо найти оправдание вынимающему душу истерическому припадку — стрельба во время пикника в саду подходит как нельзя лучше.
— Миледи, мысль о том, чтобы вас покинуть, причиняет мне боль. Тем не менее я не могу допустить, чтобы дети подвергались опасности. Я оставлю подробные указания относительно того, как ухаживать и обучать Марию, — то же самое насчет остальных детей. Я составила подробный план занятий для каждого из них, а также заметки об их успехах и способностях. Не следует опасаться, что новая гувернантка не сумеет следовать моим указаниям…
— Мисс Кейтс, брат моего мужа вас домогается?
Заданный в лоб вопрос застал ее врасплох. Катриона молчала целую вечность, чтобы придумать, как лучше всего ответить: лгать смысла не было, поскольку в эту самую минуту Томас Джеллико был внизу и легко мог опровергнуть ее слова, но леди Джеффри ответила за нее:
— Конечно, так и есть. Как он говорил с вами! Явно принял за другую. А потом это прискорбное происшествие на лужайке. — Ее светлость закрыла глаза, будто отгоняя воспоминания. — Боюсь, его присутствие выбивает вас из колеи. Признаюсь, меня тоже. Этого человека я не видела со дня моей свадьбы, а это было пятнадцать лет назад. Господи, пятнадцать лет! Как летит время. И вот Томас возвращается домой, и пожалуйста, в тот же самый день в нас летят пули. В высшей степени прискорбно и досадно.
Томас Джеллико не просто расстроил ее или приставал к ней. Он целовал Катриону так, что она забыла собственное имя. И сама целовала его в ответ. Закрыв глаза, она с головой бросилась в омут своей одержимой любви к этому мужчине, омут, где смешались боль и сладость. Как будто ничему не научилась! Как будто она все еще та наивная девочка, какой была в памятную ночь в окруженном высокими стенами саду дворца полковника Бальфура.