Время было невероятно тяжелое. И родители, посовещавшись, решили все-таки отдать Галю в хореографическое училище – все-таки это интернат, там за ней и присмотрят, и накормят… Кроме того, удивительная пластичность, мягкость и грациозность движений, тонкий слух и музыкальная восприимчивость Гали позволяли родителям надеяться на то, что из нее выйдет превосходная танцовщица. Однако Галя была против: она прекрасно знала, что такое труд танцовщика. Ей казалось, что все балерины, как и ее мама, никогда не спят, у них всегда разбитые и больные ноги, а девочка любила гулять до поздней ночи и больше всего на свете боялась боли. Но делать было нечего, и в сентябре 1919 года Галина Уланова поступила в Ленинградскую хореографическую школу. Разлуку с домом несколько сгладило то обстоятельство, что вместе с нею в эту школу поступила преподавателем Мария Федоровна – именно она стала первым педагогом Гали. Но все равно первые полтора месяца девочка провела в постоянных слезах, умоляла родителей забрать ее домой, даже пыталась убежать… К тому же Галя была необыкновенно застенчива, что мешало ей подружиться с одноклассницами. Занятия танцем тоже не приносили никакой радости: и без того слабое здоровье с трудом позволяло ей справляться с нагрузками, к тому же в интернате плохо кормили – голодные обмороки среди учащихся были обычным делом, – не топили и не отпускали домой. Как написала потом Уланова, «я не хотела танцевать. Непросто полюбить то, что трудно. А трудно было всегда, это у всех в нашей профессии: то болит нога, то что-то не получается в танце, то просто хочется домой…» Мария Федоровна, стараясь держаться ровно со всеми учениками, к Гале относилась с той же строгостью, как и к остальным, только иногда говорила: «Если ты не станешь заниматься, ты будешь ничем, у тебя не будет даже профессии… Надо работать!»
Однако постепенно Галя втянулась. Несмотря на патологическую стеснительность, сильно осложнявшую ей жизнь в училище – когда ее вызывали к доске, она никак не могла заставить себя заговорить, а на репетициях у нее никак не получалось смотреть в глаза партнеру, – она вскоре стала одной из самых лучших учениц. Неуды у нее были только по одной дисциплине – «выразительное движение», то есть балетная пантомима. Условные, вычурные жесты были глубоко противны самой ее природе, как и любая фальшь вообще; Галя могла выразить лишь то, что чувствовала на самом деле, и никогда ничего больше. Федор Лопухов, тогдашний руководитель балетной труппы Мариинского театра, писал о ней: «Это была балерина неулыбчивая, лишенная даже тени кокетства, желания нравиться». Даже Мария Федоровна, стоя за кулисами во время выступления Гали в школьном спектакле «Среди цветов» – она танцевала вариацию гортензии, – умоляюще шептала: «Ну улыбнись ради бога…» Но Галя с самого начала жила в танце по-своему.