Опала моего отца наконец кончилась, и я вместе с ним возвратился в окружение короля, и притом в то самое время, когда королеву стали винить в тайных сношениях с маркизом Мирабелем, испанским послом. На эти сношения посмотрели как на государственную измену, и королева почувствовала себя как бы подследственной, чего еще никогда не испытывала. Некоторые из ее слуг были арестованы, шкатулки с бумагами отобраны; Канцлер {52} допросил ее, как простую подсудимую; предполагалось наточить ее и Гипре, расторгнуть ее брак с королем, дав ей развод. В этой крайности, покинутая всеми, лишенная всякой опоры и решаясь довериться лишь м-ль де Отфор и мне, она попросила меня тайно увезти их обеих и препроводить в Брюссель. {53} Какие бы трудности и опасности ни видел я в таком плане, могу смело сказать, что за всю мою жизнь ничто не доставило мне большей радости. Я был в том возрасте, когда жадно рвутся к делам необыкновенным и поразительным, и находил, что нет ничего заманчивее, как похитить королеву у короля, ее мужа, и одновременно у кардинале Ришелье, который постоянно преследовал ее своей ревностью, а также отнять м-ль де Отфор у влюбленного в нее короля. К счастью, положение изменилось: на королеве не оказалось вины, дознание Канцлера доставило ей оправдание, и г-жа д'Эгийон {54} смягчила кардинала Ришелье. Нужно было спешно известить обо всем г-жу де Шеврез, чтобы она не успела поднять тревогу и не искала спасения в бегстве. Королеву вынудили поклясться, что впредь она не будет иметь с ней никаких сношений, и, таким образом, не было никого, кроме меня, кто мог бы рассказать ей обо всем происшедшем. Королева и возложила на меня эту заботу. Я сослался на необходимость возвратиться в отцовский дом, где в то время болела моя жена, и пообещал королеве успокоить г-жу де Шеврез и передать ей все, что мне поручалось. Пока я беседовал с королевой и пока она не исчерпала всего, что собиралась сказать, у дверей ее комнаты, дабы нас не застали врасплох, находилась только ее статс-дама г-жа де Сенесе {55} - моя родня и приятельница. Но тут вошел г-н де Нуайе {56} с бумагой, принесенной им королеве на подпись: в ней были пространно изложены правила ее поведения в отношении короля. Увидев г-на де Нуайе, я тотчас же откланялся королеве и вслед за тем отправился откланяться королю.
Двор тогда пребывал в Шантийи, а Кардинал - в Руайомоне; мой отец находился при короле. Он торопил меня с отъездом, опасаясь, как бы моя преданность королеве не навлекла на нас новых неприятностей. Он и г-н де Шавиньи {57} привезли меня в Руайомон. И тот и другой не преминули красочно изобразить мне опасности, в которые могло повергнуть нашу фамилию мое поведение, уже давно неприятное королю и внушавшее подозрения Кардиналу, и они решительно заявили, что мне никогда больше не видеть двора, если я позволю себе отправиться в Тур, где была г-жа де Шеврез, и если не порву с ней отношений. Это столь недвусмысленное приказание поставило меня в крайне трудное положение. Они предупредили меня, что за мною следят и что все мои поступки станут досконально известны. Но поскольку королева настоятельно просила меня подробно сообщить г-же де Шеврез о допросе, который снял с нее Канцлер, я не мог освободить себя от обязанности известить герцогиню обо всем происшедшем. Я дал моему отцу и г-ну де Шавиньи обещание, что ее не увижу; я и вправду не виделся с нею, но попросил Крафта, {58} английского дворянина, нашего общего друга, уведомить ее от моего имени, что мне запрещено ее видеть и что крайне необходимо, чтобы она прислала ко мне верного человека, через которого можно было бы передать все то, что я сообщил бы ей при свидании, если бы посмел выехать в Тур. Она выполнила мое пожелание и была оповещена обо всем, сказанном королевою Канцлеру, равно как и о данном им слове оставить ее и г-жу де Шеврез в покое при условии, что всякие сношения между ними будут прекращены.