Затем на экране возникла элегантная маленькая женщина, одетая в простое черное платье. На фоне платья особенно четко выделялись ее волосы и бледность миловидного лица. Когда ее показали крупным планом, сердце Линка тоскливо забилось. Она была похожа на ту самую фотографию из газеты, которую Линк увидел благодаря Шейле и Кону. В ее глазах отсутствовала какая бы то ни было теплота, во всем облике было что-то чужое. Увы, его русалка исчезла. Линк подумал, что с ее исчезновением, вероятно, умерла и ее любовь.
Он почувствовал руку отца на своем плече, видел его глаза, полные симпатии, поддержки и… понимания.
Теперь для Линка часы, казалось, растянулись на бледные нескончаемые дни. Он старался наполнить их хозяйственными делами. Под его умелыми руками отцовский дом засверкал свежей краской, но это отнюдь не утоляло его сердечных страданий. Он считал, что никогда не сможет избавиться от гложущей боли, старался не слушать новостей, не читать газет, но все было напрасно. Украдкой Линк ловил радиопередачи, старался представить себе, что происходит на судебном процессе. Когда он узнал, что скоро должно состояться последнее судебное заседание, где будет вынесен вердикт в отношении преступлений Лансинга, отец сказал ему, что пришло время прекратить работы по дому.
— Решение будет таким, как его определят присяжные, Линк. И ты должен проследить, что последует дальше.
— Понимаю. То, что я так поступил с ней, было не самым лучшим выходом, и она имеет все основания возненавидеть меня за это. Здорово получилось! Оказалось, что самым ценным подарком для женщины, которую я люблю, явился мой разрыв с нею.
— Иногда, — мягко произнес отец, — это и есть любовь. Делая самое лучшее для того, кого любишь, тем самым наносишь ущерб себе.
— Такой и должна быть любовь, — пробормотал Линк, закрывая банку с краской, которой покрывал перила. — Она действительно рождает боль.
Вскоре он собрал все свои пожитки и отправился в Санта-Барбару, где была ошвартована его «Шейла II». Снова он старался заполнить бесконечно тянущиеся часы работой, заменял детали, шпаклевал пазы, промазывал дерево олифой, перестилал палубу. В результате яхта стала выглядеть как новая. Оставалось наложить последний слой краски.
Как-то в одно прекрасное, солнечное утро Линк решил, что с ремонтом покончено, не нужно было ни драить, ни полировать, ни красить. Он устроился на кокпите, крошил хлеб и подбрасывал в воздух крошки, привлекая множество чаек. Может быть, позвонить капитану Пауэллу? — подумал он. Сказать ему, что пришла пора вернуться на службу. До окончания отпуска остались какие-нибудь две недели. Но потом вспомнил, что Кларк Пауэлл приказал ему не высовывать носа в течение трех месяцев. И переубедить своего шефа у него не найдется аргументов.