Светлана набрала в грудь воздуху. Она не знала, что будет петь, но песня сразу вырвалась из нее – и полетела вдаль, над притихшим ночным лагерем, над ярко горящим в степной ночи костром.
– Прощай, радость, жизнь моя!
Знаю, едешь без меня.
Знать, один должон остаться,
Тебя мне больше не видать…
Темна ночь, ох, ноченька!..
Ой, да не спится…
Помню, помню майский день,
Как купаться вместе шли.
Как ложились на песочек,
На желтый, на мелкой песок…
Темна ночь,
Ах, ноченька!..
Ой, да не спится…
Светлана пела, и голос несся вдаль вольно и горестно, и горечь песни вдруг обращалась в неистовую сладость: нет, не так, все выдумка, она меня простила, она меня истинно любит, а просто это я пою грустную песню в разлуке с ней, пою, плачу и умираю от любви… Она пела и слышала – Роман подошел сзади к костру.
И она пела для него, и он смотрел на нее сквозь огонь; и лицо ее, румяное от огня, смуглое, родное, он хотел взять в руки и исцеловать все, каждую родинку, каждую раннюю морщинку, каждую ямочку на щеке, все брови и ресницы, выгоревшие на солнце, золотые, нежные.
И Моника подперла щеку рукой, как русская баба, и тихо слушала. Ах, зачем она делает всегда то, что приказывает ей Армандо. Зачем она всю жизнь его так любит. Да, он вытащил ее со дна жизни там, у Понто Риальто, где она подрабатывала путаной – она, тогла уже не англичанка, а американка, рванувшая обратно в Европу пытать счастья в жаркой Италии, омытой морем, просвеченной солнцем. И она всю жизнь благодарна ему. Она всю жизнь отрабатывает ему свое счастье. Счастье?.. А какое оно – счастье?.. Вот люди рядом с ней счастливы. А она стала сейчас шпионкой, как ее мать, Цинтия. Дети наследуют родителей. Вот и старый век прошел, и новый течет. Время течет сквозь пальцы, как мелкий желтый песок. Золотой песок.
Он пришел в палатку. Они разворошили догоревший костер веткой. Пожелали друг другу спокойной ночи, разошлись. Роман зажег в палатке карманный фонарик, положил его на брезентовый пол. Не слишком ли много впечатлений, мистер доктор исторических наук, за последние полмесяца. Каково хоронить людей. Своих людей, из своей экспедиции. А может, он уже стар, и пора завязывать с этим делом?.. Тридцать одна экспедиция за плечами… Пора на покой?..
В нем взорвалось, взбунтовалось. Он закусил губу. Судорожно нашарил в кармане рюкзака записную книжку. Выхватил ручку. Его осенило мгновенно. Он напишет сногсшибательную статью. Подобную взрыву бомбы. Об уникальных находках в Измире и о криминале в археологии. Он бросит эту гранату под твой непрошибаемый танк, фарфоровый красавчик.