— Подлец! — Тот зычно харкнул, собирая слюну, но Рукавишников успел пригнуть ему голову, и плевок попал не в лицо Ивану Дмитриевичу, а на носок сапога.
— Можно его в чулане запереть, — посоветовал прибежавший на шум камердинер. — Там окон нет.
Втроем (Иван Дмитриевич в этом не участвовал) они поволокли поручика по коридору, но запихать его в чулан оказалось не так-то просто.
— Иуды! — орал он, надсаживаясь, цепляясь пальцами за дверные косяки. — Куда вы меня?
Певцов сопел и не отвечал, понимая, что дальнейший разговор пока не имеет смысла. Нужно было набраться терпения.
Тем временем Иван Дмитриевич вернулся в спальню, где Стрекалова встретила его, как родного.
— Не огорчайтесь. — Она ласково погладила его по плечу. — Потом пошлете ему вызов на поединок. Вы что, подозреваете этого офицера?
— Нет. У нас свои счеты.
Иван Дмитриевич испытывал некоторую неловкость, но не перед поручиком, нет, — тот сам виноват, а потому что время для сведения личных счетов было не самое подходящее.
— Я прилягу. — Стрекалова откинулась на подушки, ничуть не стесняясь его присутствия, словно то, что она посулила ему, уже между ними произошло. — Потом пошлете ему вызов. Мне вас жаль. Я видела, каких трудов стоило вам удержаться и не вступить в поединок.
— Да, — пробормотал Иван Дмитриевич.
— Значит, жизнь нужна вам, чтобы уличить убийцу? Или я не права? Дайте мне вашу руку… У Людвига тоже были короткие пальцы. Это пальцы настоящего мужчины. А у графа они тонкие, длинные и желтые, как лапша… Я хочу остаться здесь одна. Вы идите, идите.
Она с нежностью перекрестила его и отвернулась к стене.
Стемнело. В гостиной Иван Дмитриевич подкрутил фитиль лампы, пламя вспыхнуло ярче, завоняло керосином, влажно заблестели вокруг замочной скважины на сундуке лепестки розы. Тень от качнувшегося абажура пробежала но бронзовой Еве, по фарфоровым наядам на каминной полке. Показалось, будто все они разом сделали книксен, приветствуя вошедшего Певцова.
— Дайте вашу руку, — весело насвистывая, сказал он. — Дело кончено!
— Вы так считаете?
— Конечно, конечно! Ишь, за простаков нас держал. Купить хотел своей откровенностью. Весь, дескать, на виду, ешьте меня с маслом… Гогенбрюк! Гогенбрюк! — передразнил поручика Певцов. — Настоящий фанатик! И похоже, немного умом тронутый. В чем решил вас обвинить! А?
— А вдруг я его и укусил?
— Вы? — Певцов захохотал. — Теперь можно шутки шутить. — Кто, кстати, эта особа в спальне?
— Она любила князя…
— Весомая женщина! И как он ладил с такой в постели?
— Прекратите, ротмистр! — вскинулся Иван Дмитриевич.