— А мой государь, — отвечал Шувалов, — в свою очередь, потребует…
Иван Дмитриевич достал из книжного шкафа бутылку, налил Боеву немного хереса, но тот молча отвел его руку с рюмкой: правоверные не пьют вина.
— О, белое вино, почему ты не красное? — шепотом процитировал Иван Дмитриевич.
14
Город затихал.
Часы на башне Городской Думы пробили одиннадцать раз, и Константинов, сосчитав удары, зло сплюнул себе под ноги. Измученный, как собака, он обошел уже множество заведений всех рангов — от шикарных ресторанов с цыганскими хорами до скромных и опрятных немецких портерных, от знаменитых трактиров, где отмечают юбилеи университетские профессора, до жалких питейных домов, не имеющих даже названий. Под взглядами лакеев и половых, в сиянии хрустальных люстр, в свете керосиновых ламп, в мерцании свечей и масляных плошек, воняющих дешевым жиром, вспыхивал золотой профиль Наполеона III и вновь погружался на дно кармана.
Собственные доверенные агенты Константинова — оборванцы Пашка и Минька — шныряли по ночлежкам и рыночным притонам. За пазухой у Миньки хранился рисунок французской золотой монеты. Впрочем, это изображение точнее было бы назвать иначе. Не умея рисовать, Константинов просто подложил монету под лист бумаги и водил по ней карандашом до тех пор, пока на листе не проступил оттиск, похожий на печать.
— Наполеондор! — важно сказал Константинов, отдавая листок агентам.
Увы, никому из них троих удача так и не улыбнулась. К вечеру загулявшие питухи расплачивались чем угодно, вплоть до дырявых сапог и клятвенных обещаний, только не золотыми наполеондорами. В одном секретном подвальчике, где собирались воры, кто-то опознал в Константинове агента сыскной полиции — пришлось уносить ноги. В другом месте загулявший железнодорожный подрядчик склонял его за двадцать пять рублей голым танцевать со свиньей, в третьем — какая-то девица, которую Константинов видел впервые в жизни, вдруг стала кричать, что он обещал подарить ей шелковые чулки и обманул, сволочь. Еле отвязавшись от нее, Константинов хотел было плюнуть на все и идти домой спать. Многие заведения уже закрывались на ночь, но в окнах трактира «Америка» горел свет, слышались голоса. Из чувства долга он решил сделать последнюю попытку: вошел, предъявил половому свое сокровище, затем, получив привычный ответ, не по службе сел за столик, чтобы передохнуть и принять рюмочку на сон грядущий.
Половой обходил залу, собирая деньги с посетителей. Внезапно он с заговорщицким видом шмыгнул к Константинову, щелчком выложил на клеенку золотой кругляш со знакомым козлиным профилем.