Условия, дескать, обалденные. Это, мол, не наши нищета и крохоборство, а жизнь у него одна и она коротка. Тем более жизнь в спорте. Визу ему пока продляют на неопределенное время, а там спортсмену мирового уровня и вид на жительство сделать не проблема.
— Это все она, Ненси!
Выкрикнув это, Роксана вскочила, опрокинув кресло, и подбежала к окну. Отвернулась. Плечи ее тряслись.
Рощин подошел к девушке, мягко погладил ее по волосам.
— Успокойся, девочка моя. Тут ничего не попишешь, раз он такой вот… Нас уже знаешь как взгрели за это в министерстве, хотя что мы могли поделать? Его ведь не спеленаешь и силком, в чемодане, через границу не перетащишь. Времена не те: свобода, демократия…
— Но как он мог, как он мог, Олег Павлович!
Роксана уткнулась в плечо Рощина, продолжая рыдать. Тот нервно кусал губы, отчаянно жалея свою воспитанницу и не зная, чем ей помочь.
— Милая моя, не убивайся ты так из-за него. Если уж такой человек… гнилой внутри… ты бы все равно с ним обожглась.
— Нет, он со мной другим бы стал.
— Да брось ты. Черного кобеля, как говорится, не отмоешь добела. Забудь про него, ты сильная, талантливая, на следующем чемпионате утрешь нос и этой Ненси, и Крутову. Тренироваться надо больше, и вся дурь из башки вылетит. А парня стоящего мы тебе подыщем. Вон, обрати внимание, как Алешка Мизинов из сборной на тебя смотрит! На руках будет носить.
Роксана всхлипнула:
— Один уже поносил да бросил.
— Ну и черт с ним! Забудь, я говорю. Иди сейчас домой, пореви там от души, выпей чуть-чуть — и к черту его. Отрежь раз и навсегда. А завтра чтоб была на тренировке как штык.
* * *
Но ни завтра, ни послезавтра в спортзале Роксана не появилась. После разговора с тренером она доплелась, как во сне, до дому. Там в отсутствие матери вытащила из бара бутылку коньяка и, перебирая их со Славиком фотографии, плача, почти всю бутылку выпила. Затем свалилась на диван и забылась тяжелым сном.
Наутро девушка выслушала нравоучения Ашур и, когда та ушла на работу, допила вчерашний коньяк, чтобы снять ноющую головную боль, и сжевала дольку лимона. Физически полегчало, но…
Роксана с каким-то внутренним для себя ужасом осознала, что больше не хочет жить. Совсем. Никак. Пустота позади, впереди, в голове, в сердце. И заполнить ее нечем, да и не хочется. Даже мысль взять в руки рапиру казалась ей странной, смешной, неуместной.
Вспомнив, как это описывается в книгах, девушка, с ее-то характером, не стала долго раздумывать. Она достала из бара еще одну бутылку, в несколько глотков выпила почти целый стакан коньяку. Безразличие и туман в голове помогали ей действовать механически.