А он, показалось мне, оскалился на меня, да и побежал вниз, к реке. Когда я выскочил с ружьем, его уже не было. Но я понял, что он в камыши укрылся, больше некуда ему было.
Так что, парень, — закончил Михалыч, хлопнув меня по плечу, — опоздал ты. Возвращайся домой. Не сейчас, конечно, не сегодня; ночуй у меня, а поутру отправляйся. Нечего тут делать. Только мне мешать будешь.
— А Надя?..
— А что она? Я же ее пригвоздил. Она спокойна.
*
…Должен признаться, меня томило тогда нехорошее предчувствие. Как будто не все еще произошло. Илия не все еще понял, и мне предстояло узнать что-то добавочное… Ночевать я остался у Михалыча, не слишком поверивший в его байки (согласитесь, невероятно верить в подобные вещи!), но все же достаточно проникшийся ими, чтобы осмелиться выйти из дома в ночь.
Сон ко мне не шел. Я лежал на кровати Михалыча на спине, руки за голову, а в эту голову лезли назойливые и неприятные мысли. Михалыч спал на полу, у стены, на каком-то тряпье, и руку держал на цевье своего оружия. Он жутко храпел, да не только храпел, с горлом его творилось нечто невообразимое: там то клокотало, то хрипело или булькало. Через ровные промежутки времени, словно возвещая начало новой фазы некоего процесса, Михалыч издавал громкий цокот и на несколько минут затихал. Потом все повторялось.
Естественно, такой концерт не помогал мне заснуть, мне, и так утомленному многими событиями и сведениями, обременившими сегодня нежданно-негаданно мою несчастную голову. Еще немного помучившись бессонницей, я решил выйти покурить. Натянув брюки, я двинулся к двери, но как только тронул ее, в спину мне раздался резкий, настороженный голос Михалыча:
— Куда?..
— Покурить вот, — виновато ответил я.
— Не выходи. В сенях кури. Если еще что надо будет, там и ведро стоит…
Я расхаживал неторопливо по сеням, курил и пытался не размышлять или, хотя бы, размышлять о чем-нибудь не связанном с сегодняшним днем. За дверью раздавался храп уснувшего опять Михалыча. В сенях было свежо, и всю склонность ко сну, какая только была, из меня выдуло. Перевести размышления на какой-нибудь другой предмет не удавалось, и я, словно прикованный, ходил вокруг одних и тех же мыслей и впечатлений. Вот только в думы мои много добавилось печали. Я подводил итоги. Бесцельно было мое появление здесь и горестно пребывание. Я ничем не помог моим друзьям, я не успел сделать ничего для них. И для себя приобрел только горечь, горечь, смешанную со страхом, ибо только это чувство будет всегда приходить ко мне с воспоминанием о моих случайных знакомых… О моей Наденьке…