Один низкорослый копт с кожей цвета недозрелой оливки.
Два католика-кастильца, постарше и помоложе, похожие друг на друга как близкие родственники.
И один и вовсе православный ортодокс, по внешнему виду — так просто запорожец, одетый в обрывки красных шелковых шаровар. Оставалось его только побрить, оставив усы с оселедцем, и годен в свиту Тараса Бульбы.
Все остальные гребцы на галере оказались неграми разных оттенков черной кожи. Как мне объяснили — язычники, которых купили в Марокко у португальцев.
Освобожденных я приказал отвести на бак. Вымыть их не мешало как следует, и лохмотья с них отстирать, а то смердели все старой козлятиной посильнее скотного двора. Аж глаза рядом с ними слезились.
Когда их уводили к шпироту, один здоровенный негр цвета спелого баклажана — чисто Кинг-Конг на вид, яростно бесновался, пытаясь сорваться с цепи, стуча огромными кулаками по ближайшим поверхностям, и что-то выкрикивал, явно привлекая к себе всеобщее внимание.
— Что он кричит? — спросил я.
В ответ мне сарацины только пожали плечами.
— Он кричит, что его крестили португальцы, — обернулся старший из кастильцев. — Только он говорит по-португальски с таким жутким акцентом и так коверкает слова, что его очень тяжело разобрать.
— Скажите ему, пусть он перекрестится, — потребовал я.
Кастилец незамедлительно перевел тому на португальский язык мое требование.
Негр тут же успокоился и торжественно, я бы сказал — широко осенил себя крестом животворящим. И запел красивым густым басом. Чисто Поль Робсон.
— Что он поет?
— Молитву, — ответил мне кастилец. — «Отче наш». Тоже вроде как по-португальски.
И усмехнулся уголком рта.
— Освободить его, — приказал я, — и отправить с остальными на бак. Отмываться!
Старшими над помывкой поставил Микала и Филиппа, как уже имеющих подобный опыт с дю Валлоном на Луаре. Все нужное для тщательного мытья у них запасено, сам проверял.
Все остальные разборки с расконвоированным контингентом я оставил на потом. Пообщаюсь с чистыми. А то от их вонизма глаза режет.
Проходя обратно на ют мимо наклонных мачтовых вантов, ухватился за веревочные ячейки, подтянулся и сделал «уголок». Получилось! Нормальное тело мне пацанчик оставил. Тренированное. Надо будет попробовать сейчас размяться по Мюллеру, а потом — со шпагой. Вроде как последствия сотрясения мозга прошли. Не мутило, не кружило, не болело…
Но пришлось играть с капуданом в нарды, — дипломатия, ёпрть, утешая себя, что в третьем тысячелетии они тоже вроде как спорт, вместе с шахматами.
После незамысловатого «морского» обеда я спросил капудана. Так, вскользь, как бы меня эта тема совсем не интересует, а я просто поддерживаю светский треп с хозяином «поляны».