сразу из двух шнепперов. Здесь же Сашка увидел и Меркурия на Аскольде.
Заметив Сашку и Даню, один из берсерков закричал и стал разворачивать гиелу, но забыл про скромную девицу Штопочку. Бич обвил его шею, а последующий рывок Зверя выбросил берсерка из седла.
Сашка хотел с ходу вступить в сражение, но Меркурий с такой яростью замахал на него рукой, что Сашка понял, что весь бой ведется только ради того, чтобы отвлечь от них ведьмарей, Сашка послушался и полетел к ШНыру. Перед самым ШНыром, почти уже у ворот, Даня посадил Афродиту на луг и спрыгнул к седла.
Сашка на Гульде последовал его примеру. Тревожно задрал голову, проверяя далеко ли бер— серки.
— Держи! Отдашь там, на пегасне... — Даня сунул Сашке повод. — Погоди! Дай я куртку стащу, а то Афродита за мной полетит!
Даня снял шныровскую куртку, расшнуровал
нерпъ, грустно воткнул в снег саперку и, увязая в сугробах, побрел к шоссе. Он шел и трясся от холода. Его влажный свитер седел на глазах, покрываясь инеем.
Ты куда? Погоди, может, ограда тебя и пропустит! — Сашка стоял с двумя лошадьми и не мог кинуться следом. Даня остановился. Повернулся к Сашке. Он дрожал, и улыбка его дрожала. Но все— таки это была улыбка.
— Не могу. Прости!.. Кстати, я вспомнил свое самое сильное детское желание! Я хотел стать призраком!
— Кем?
Призраком. Меня в школе обижали, и я думал, что вот я буду призраком и меня не смогут схватить. Но чтобы все это отменялось, если мне захочется побыть материальным. В детстве всегда предусматриваешь все варианты.
Глава шестнадцатая
СЕРЫМ ПЯТНОМ
— Гомо саписпс подразделяется на гомохищникус и гомо дуракус!
— И ты, разумеется, считаешь, что гомо хищникус — это ты? А мне вот кажется, что ты гомо дуракус!
— Почему?!
— Практика показывает. Всякий гомо дуракус считает себя гомо хищникусом.
— А который не считает?
— А который не считает — тот и не дурак вовсе! Никакого противоречия!
Яра и Ганич
(диалог во время уборки в пегасне)
Когда Сашка, полуживой и обледеневший, ввел в пегасню сразу Гульду и Афродиту, там были почти все средние и младшие шныры. К нему сразу повернулось множество лиц. Сашке не хотелось ни с кем разговаривать. Ему было паршиво. Он молча сунул повод Афродиты в руку Насте, а сам быстро завел в денник Гульду. Он стоял в деннике, дышал, оттаивал, и вместе с ним оттаивали все переживания. Позаботившись о Гульде, Сашка уже выходил из пегасни, когда услышал короткий удивленный возглас, и понял, что Наста, снимая с Афродиты седло, заметила наброшенную на него шныровскую куртку Дани.