Тонкие нити, постепенно распадаясь, распространяли запах гниения.
Сашка сидел с закрытыми глазами. Почему говорят, что человек широк? Узок, невообразимо узок! Мал, как сигаретный огонек. Каждый вписывается в одну крошечную точку, в одну схему, в один подход к жизни, в одну-единственную манипуляцию, в маленькое «что-то». Каждый — огонек, движущийся куда-то, и весь вопрос только куда и не погаснет ли он по пути.
Рядом с Сашкой постоянно повторялся монотонный, тревожащий звук. Он никак не мог сообразить, что это. Не удержавшись, быстро приоткрыл один глаз. Витяра стучал зубами и непрерывно повторял «ва-ва-ва». В руке у Витяры был смятый ком пластилина, от которого он, не сознавая этого, откусывал кусочки.
Убедившись, что между ними нет нитей, Сашка протянул ногу и толкнул Витяру. Тот перестал повторять «ва-ва-ва» и, не открывая глаз, быстро и невнятно произнес сквозь пластилин:
— Да-да! Все плохо! Мне очень нужно сейчас в жизни какое-то маленькое чудо! Но не исключено, что после маленького чуда я захочу большое чудо, и лучше вообще не расслабляться.
Яра оторвала лицо от колен. Она подумала, что тишина опасна.
Болотошепчет каждому свое. А когда звучит общая речь, отдельные мороки разрушаются, а общий образ эльбам подобрать трудно.
— Давайте говорить! О чем угодно! Только не друг о друге, чтобы не поссориться!
Брызнули уцелевшие стекла. В окно влетело несколько болтов. Один вонзился в паркет в полуметре от ноги Ула и, зацепив одну из нитей, осыпался вместе с ней. Еще одна из нитей вспыхнула, когда ее задело падающим стеклом.
— Три стрелка! Как раз четверка за вычетом ведьмы! Остальные выпасают на лестнице, — сказал Ул.
Рину атаковала поочередная ненависть к каждому, чей голос она слышала. Вспоминались все обиды с момента их знакомства. Списком всплывали, и так пугающе ясно, словно она всю жизнь только и делала, что их запоминала.
— А ты на мою шапку наступил, — сказала она Улу, вздрагивая от ненависти.
— Когда? — озадачился Ул.
Месяца два назад! В пегасне! Я уронила шапку и смотрю: ты на ней стоишь! Я говорю: убери ногу, а ты несешь какую-то пургу!
— Не надо! — взмолилась Яра. — Рина, успокойся! я же сказала: говорить о чем угодно, но ни к кому не обращаться!
— Я, Ярочка, и так спокойна! Даже не вспоминаю, что ты меня тачкой под колени толкнула, когда я Бинта шарахнула метлой! А его не метлой — его ломом надо! — мстительно сказала Рина.
Ощутив, что сама остановиться не сможет и ненависть натурально зашкаливает, она вцепилась зубами в рукав и стала, раскачиваясь, дергать его из стороны в сторону, как Гавр, терзающий старый ватник Когда, успокоившись, Рина открыла глаза, то увидела, что Ул осторожно протягивает руку Яре, а она тянется к нему, но, увы... длины рук не хватало! Их разделяло не меньше метра, а сложное переплетение пульсирующих нитей мешало сократить расстояние.