Я ему стал объяснять, почему я хочу поступить во взвод фанфаристов. Он прервал мои путаные объяснения: «Задаваться и нравиться девчонкам, да?» Он свистнул сквозь большой и указательный пальцы, и через минуту я получил самую сильную трепку в моей жизни. Это была своеобразная проба силы духа у «играющих мопсов». Конечно, я отбивался, как мог. Но, к сожалению, мало попадал или не попадал вовсе. И в конце концов упал на колени, как нокаутированный боксер. «Играющие мопсы» стояли вокруг меня и улыбались. Мне так казалось, потому что их лиц я не видел. Наконец один из них — высокий голубоглазый светловолосый парень — помог мне подняться. Он похлопал меня по плечу и сказал тому, с аксельбантом звеньевого: «Он в порядке, Герд!» Так меня приняли во взвод фанфаристов.
— А тот герой-красавчик?
Блондин снова улыбнулся:
— Да, это произошло на следующий день в школе. Когда на большой перемене я шел через школьный двор, кто-то начал смеяться над моим распухшим носом и синяком под глазом. Особенно один отличник отпускал известные шуточки, от которых другие ржали как лошади. Вдруг появился мой товарищ из взвода фанфаристов, без предупреждения съездил шутнику по зубам и одновременно стукнул по берцовой кости. Потом парень подождал, не появится ли еще какой-нибудь насмешник, а когда убедился, что шутить больше никому не хочется, обнял меня за плечи и сказал: «Можешь звать меня Ханзи».
— Прямо как в кино.
Блондин пропустил мимо ушей слегка насмешливый тон замечания и кивнул:
— Да, впрочем, у него и семья известная. Его старший брат — летчик-майор на пикирующих бомбардировщиках. У него уже были Дубовые листья, а сейчас уже, наверное, и Мечи.
— Или холодная задница.
— Тоже может быть. В любом случае Ханзи был отличным парнем.
— Почему был, Цыпленок?
— Был, Эрнст! Будто не знаешь, пропал — пропал без вести в Сталинграде — все равно что убит. Или?
— Ты прав. Пропал — это даже хуже, чем убит. Пропал — значит, что родные будут надеяться, надеяться с предательской мыслью, что все напрасно.
По цепи холмов проходила старая немецкая позиция. Местность за ними шла слегка на подъем, была сильно пересеченной, холмистой, с открытыми долинами между лесами и кустарниками. На горизонте была широкая возвышенность.
Навстречу шла группа солдат. Это были саперы. Ханс их окликнул:
— Как там, впереди?
Обершарфюрер скривил покрытое щетиной лицо:
— Сейчас очень хорошо, но перед тем мы всю ночь снимали мины.
— Все прошло хорошо? — Ханс предложил закурить.
Щетинистый поблагодарил:
— Работа высокой точности. Никаких потерь. Просто удивительно. Сейчас идем завтракать.