Конечно, девочка заметила его взгляд, вспыхнула, потянула старушку в сторону. Уже давали сигнал идти к могиле.
Потом они шагали рядом с Гальпериным, объединенные страшной неживой тяжестью гроба на плече, а девочка шла следом и смотрела на Сашу. Да, смотрела и смотрела на Сашу. И он все время оборачивался, искал ее взглядом, опять оборачивался. И когда опускали гроб, и когда клали цветы и мелкие камешки на уже засыпанную могилу, он постоянно поднимал глаза, словно проверяя, что она здесь, не ушла, не растворилась.
Потом начал накрапывать дождик, могильщики торопливо насыпали холмик, закрепили увеличенную фотографию. Фрида Марковна смотрела строго и чуть насмешливо, как в жизни. И вдруг Матвею показалось. Нет, не показалось, он был уверен, что она подмигнула ему. Незаметно и весело подмигнула, как настоящий заговорщик.
Следующий год оказался еще более беспокойным, мучительным и радостным одновременно. Матвея уже давно тяготили пустые факультетские партсобрания, тупо повторяющиеся повестки дня и соцобязательства. Многие годы он считал гибель отца очевидной ошибкой или даже результатом заговора. И в партию вступал, считая любой другой путь предательством его памяти. Нужно только набраться терпения и ждать, когда прояснится правда, и имя отца будет восстановлено. И вот она пришла, правда. Жуткая разрывающая голову правда. В столице появились первые освобожденные из лагерей. Каждый день приносил новые подробности, хотелось выть и кричать. Он часто вспоминал Валю и Семена, рассказы друга про специнтернаты. Даже детей не пожалели! Зачем, почему?! Руководители факультетской партийной ячейки обличали и гладко, уверенно врали. И опять призывали к партийной дисциплине и бдительности.
Конечно, сказались еще горы книг, прочитанных за последние годы, долгие разговоры с Сашей, влияние некоторых других преподавателей. Больше всего Матвею хотелось теперь подать заявление о выходе из партии, он возвращался домой вымотанный до отвращения, до физической тошноты. Но дома его ждала Люба, родная и любимая Любушка, которую тоже тошнило. Тошнило совсем по другой причине! И эта главная причина делала невозможным никакие его подвиги и выступления.
Родов ждали к осени, но уже с первых месяцев Матвей места не находил от беспокойства и радостного возбуждения. Они сразу решили, что мальчика назовут Леонардом, а девочку Ириной – в память недавно умершей Любиной матери. Конечно, Матвей ждал сына, нет, не просто ждал, он был уверен в рождении именно сына! Ему даже снился иногда маленький крепкий мужичок. Наследник. Единственный кровный родственник.