* * *
— Здравствуйте. Я… от тети Маши. — Лифта в пятиэтажке не было, и Люба, взбираясь наверх, запыхалась. — Мне нужна баба Вера.
— Ну, я баба Вера, — после небольшой паузы, во время которой она бесцеремонно рассматривала визитершу, сказала женщина в приоткрытую щель двери.
— Извините. Тетя Маша сказала, что вы меня примете. Мне очень, очень нужно.
— Да уж, вижу, — неприветливо процедила женщина, с грохотом снимая цепочку и пропуская Любу в тесную прихожую. Была она в вытертом и засаленном на груди и животе вельветовом халате, голова повязана платком, а на носу у нее криво сидели очки в грубой дешевой оправе.
— Раздевайся. — Она кивнула на захламленную вешалку. Люба послушно сняла куртку и пристроила поверх какого-то древнего коричневого пальто. — Проходи, — так же неприветливо пригласила она Любу в комнату.
В комнате стояла убогая полированная мебель — два серванта инсультного вида на хилых ножках, с перекосившимися дверцами и стол, покрытый красной плюшевой скатертью. На том месте в сервантах, где обычно хозяйки расставляют перламутровый сервиз «Мадонна» и хрустальные фужеры, вплотную теснились иконы. Деревянные, с виду очень старые, и новые, бумажные, в окладах и без — большие и маленькие, они заполняли собой все внутреннее пространство. По стенам тоже висели иконы, и под некоторыми теплились огоньки. Пахло воском и церковью. На столе стояли чашка с остатками чая и блюдце с крошками.
— Садись. — Женщина указала Любе на стул.
Люба послушно села. Пакет с конфетами смущал ее, и она пристроила его на край стола.
— У меня… — начала Люба.
— Сама вижу, — перебила Любу хмурая баба Вера. — Порча у тебя. Недавно сделали, два-три дня. Делал сильный мастер, но материал у него был слабый. Потому ты только и жива сейчас. Видно, то, на чем делали, ты недолго в руках держала.
Люба тут же вспомнила тот самый стаканчик, за которым Светка лазила под прилавок, и внутри у нее что-то оборвалось.
— Вижу, сильно ты дорогу кому-то перешла, — продолжила бабка.
У Любы запылали щеки и уши.
— Вы мне поможете?
— Болею я, — сказала баба Вера. — А после тебя еще болеть буду. Нет, не возьмусь.
В глазах у Любы потемнело, и она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Сердце глухо стучало где-то далеко, как будто и не в самой Любе.
— Я вам любые деньги… — прошептала Люба неверным языком.
— Не нужны мне твои деньги, — отрезала знахарка. — Пей!
Она плеснула воды из литровой банки, стоящей возле икон. Воды в стакане оказалось совсем на донышке, но Люба почему-то цедила ее крохотными глотками, стуча зубами о край стакана.