В школе учиться сначала было скучно и неинтересно, потому что читать Радик умел легко и быстро, а вот писать сам не научился. Поэтому, когда начались крючочки, палочки и точечки, маленький Радик впал в глухую ипохондрию. Мама настаивала, чтобы крючочки и палочки были безупречны и чтобы по письму у Радика была такая же твердая пятерка, как и по чтению. Но чем дольше Радик сидел за столом, выписывая составляющие части букв, тем все хуже и хуже они становились. После двух часов беспрерывного письма пальцы у него деревенели, ручка падала, украшая ряды кривых, пьяно валящихся друг на друга палочек и уже ни на что не похожих крючочков жирными кляксами. Мама к исходу второго часа пытки палочками сначала раздражалась, потом кричала и даже один раз дала сыну увесистый подзатыльник. Папа не кричал и смотрел на каракули сына вроде бы даже весело, но вслух ничего, кроме слов «невропатологом будет», не говорил и уходил в свою комнату, к непонятным толстым учебникам и докторской диссертации. Мама от папиных слов сердилась еще больше и давала Радику чистую тетрадь. Он с тоской прислушивался, как рядом хлопает соседская дверь, — это Саша и Сережа идут во двор играть в прятки или в казаки-разбойники. А он все писал ненавистные палочки. Писал, писал…
Палочки наконец кончились. Радик кое-как одолел письмо, и только из уважения к его новому открывшемуся таланту — художественной декламации — учительница ставила ему по письму «твердую четверку». Четверка эта действительна была очень твердой, судя по тем мозолям, которые он натирал ненавистной ручкой. Но теперь его стали брать с собой на всякие слеты, съезды и конференции, и там, стоя непременно в центре сцены, дабы привлечь всеобщее внимание, октябренок, а затем и пионер Радий Хлебников открывал торжественные мероприятия чтением патриотических стихов. Но нельзя сказать, что хорошие оценки ему ставились именно за это. Он оказался весьма способным к истории, литературе. Неизменно получал высший балл по географии, химии, биологии, и только физика с математикой привлекали его почему-то меньше всего. Но с таким отцом Радик просто не мог иметь по физике и математике ниже, чем «отлично», и он лез вон из кожи, но зарабатывал свои действительно заслуженные пятерки.
— Завтра пойдем подавать документы, — сказала мать через два дня после выпускного. — Нечего тянуть. А сейчас садись за учебники. Вот, папа принес вопросы, которые чаще всего задают как дополнительные.
Вопросы были по физике — предмету, который ему нравился меньше всего. Но он знал, что физику нужно сдавать почти везде, и поэтому учил ее наравне с любимой им химией. С выбором института Радик до сих пор не определился — сегодня его привлекала медицина, завтра он мечтал о юриспруденции, послезавтра — об истфаке…