Навеки девятнадцатилетние (Бакланов) - страница 52

-- Правда всегда... Правда всегда...-- не видя спорящих, пытался воткнуться в разговор слепой Ройзман, и получалось у него, как у заики. Все же пробился, удалось...

-- Ничто так не похоже на ложь, как сама правда,-- сказал он, будто из книги прочел.

-- Ты, Старых, заладил, как сорока!

-- Интересно, как он ее под пропеллер подсовывал?

-- Пропеллер есть пропеллер, хоть спереди, хоть сзади его приставь! Какие могут быть ограждения? Х-ха!..

-- Ты знаешь, на кого похож?-- сказал Третьяков.-- На нашего ПНШ-1. От тоже не поверил.

-- Был бы я на ПНШ похож, мне бы шкуру столько раз не продырявили!-задергался вдруг, закричал Старых.-- А я, небось, в штабах не сидел, как некоторые! Вы вот лежите здесь...-- Он подхватил под мышку костыль, допрыгал до середины палаты со своей тяжелой гипсовой ногой. И тут под лампой, свет которой был до того тускл, что матовый плафон только желтел изнутри, закрутился на месте, пристукивая костылем, тень свою топтал ногой.-- Вы тут лежите? И полеживаете! А пехота в окопах сидит,-- указывал он на окно, хоть оно и выходило на восточную сторону.-- Кого позже всех в палату привезли? А-а-а... То-то! А кого первого выпишут? Вы еще лежать будете, чухаться, а на Старыхе, как на собаке, все заживет!..

И, подпираясь костылем под плечо, взлетавшее вверх, попрыгал на одной ноге в коридор, грохнул за собой дверью.

-- Чего он дергается, как судорога?

-- Он самый здесь нервный...

-- Один он воевал, другие не воевали?

-- Вот заметьте, ребята,-- Китенев понизил голос, но говорил серьезно.-- Это он уверенность потерял. Хуже нет, когда уверенность потеряешь. Ранит-- ранит, ранит-- ранит, вон уж в голову стукнуло-- и жив. Когда-то же должно убить?.. Боится возвращаться на фронт, чувствует, оттого и злой.-- Глянул на часы, соображая, пора ему или еще не пора. Спросил;-Так чем там у тебя с рукой кончилось? Орден получил?

-- Чуть было не дали, чтобы помнил всю жизнь... Положили меня на печку, к утру локоть в тепле во как раздуло, в рукаве гимнастерки не помещается. Вся рука тонкая, а он, как мяч, надулся. Врач в полку-- хороший был мужик-поглядел: "Будем в госпиталь отправлять". А мне из полка уходить неохота. И стыдно, как будто я сам себе придумал. "Ничего, поедешь". Но только потом вижу, стало все вокруг меня как-то не так. Все меня обходят, в глаза не глядят. "Разрешите, говорю, я тогда к себе на батарею пойду". Старший писарь тоже строгий стал: "Никуда не пойдешь, сиди здесь..." Сижу, как под арестом. И в санчасть не берут, и ничего со мной не делают, и из штаба не отпускают. И уж все равно становится, так рука болит. Оказалось, ПНШ-1 майор Бря-ев... Он давно на этой должности без продвижения, в майорах засиделся... Вот он пошел к начальнику особого отдела и представил свои соображения: хорошо обдуманное членовредительство.