Петр Кремер был некрасив, отчего сделался со временем еще более талантлив. Его талант был цветком, на который он привлекал женщин. Он прятался за ним, отгораживался от их пристального разглядывания, он им пах, для того, чтобы женские взгляды скользили прочь от крупных бородавок на лице, дряблой кожи, редких и крупных зубов. Он засматривался на Пашу, его благородный лоб, откинутые назад светлые волосы, мужественный подбородок. Он не понимал, почему тот так страдает и не может завести себе другую женщину, чтобы просто выровнять душу, ведь он сам, Кремер, никогда из-за своей некрасивости не порабощал женщину, подозревая в ней извечную готовность к измене. Он жестоко ошибался, его любили по-настоящему, тайно рожали от него детей, из-за него лились слезы и исписывались дневники, но он продолжал оценивать себя только с внешней стороны, как он оценивал пейзаж или натюрморт, решительно пренебрегая тем, что дорого женщине, тем, что было у него в избытке и практически отсутствовало в Паше – силой духа.
Кремер жил всю жизнь с Ниной. Он не боялся ее, потому что знал всю эту самую жизнь. Они учились вместе в школе, она давала ему списывать, потом она все делала за него, кроме рисования, когда они учились, он – в Суриковском, она – в Институте Всевозможных языков. Она всегда была рядом с ним, он не помнил, на какой переменке они познакомились, на каком курсе поцеловались, когда окончательно сроднились и стали жить вместе. Он завоевывал других, чернел лицом от страданий, которые рождали в нем другие яркие женщины, но не Нина, не то чтобы некрасивая, нет, а какая-то совсем своя, неотделимая и потому никогда не враждебная. Она была Ниной Антоновой, потом как-то незаметно сделалась Ниной Кремер, она пекла куличи, заботилась и нянчилась, делаясь незримой, когда Петр погружался в пучину очередной, на первый взгляд разрушительной, но на самом деле созидательной для него, страсти.
Как Нина? – вот уже тридцать лет подряд Павел дежурно спрашивал Кремера, как только его видел. Это был вопрос вежливости, вошедший в привычку.
Нина? – всегда переспрашивал Кремер, будто пытаясь каждый раз вспомнить, о ком идет речь. – Ниии-на хорошо, – стандартно в нос протягивал он, – заботиться о доме.
Где нынче? – также стандартно продолжал вопрос Павел.
В Италии, – напеваючи отвечал Кремер. Или – в Испании, или – во Франции, в зависимости от ситуации. Смакуя в этом ответе не Нину, но название страны временного проживания.
Нина прекрасно держала дом в вышеназванной Италии, Испании, Франции. Он мгновенно делался уютный и по безупречно грамотной формуле наполнялся жизнью и достойным обществом. Она не была душой компании, но была ее ангелом, незаметным, но необходимым для того, чтобы процветала благопристойность и радость, а не распущенность и дрязги.