Он обнял ее за плечи.
Тебе нравится этот натюрморт? А этот вид на крыши Палермо?
Она как будто пряталась в его объятиях.
Очень.
Что там у вас приключилось из-за моей выставки?
Павел хочет соблазнить девушку, с которой я дружила, сама не знаю, почему. Людям почему-то нужно есть друг друга заживо. Никак не хотят сначала умертвить…
Некоторые хотят, – неловко пошутил Кремер.
Нора улыбнулась.
Кремер прищурился.
Почему когда-то я не женился на тебе, а вместо этого дал свою квартиру, чтобы ты там крутила роман с этим балбесом, этим балагуром и болтуном? – вздохнул Кремер.
Нора улыбнулась: Мне жалко, что так вышло.
Что я могу для тебя сделать?
Кремер очень хотел как-то развернуть ход событий. Ему страстно хотелось в этой истории не быть просто мясом, которое выставляют, запихивают в каталог, пускай даже прекрасные норины пальчики, он хотел быть фигурой.
Ты, правда, хочешь мне помочь?
Нора прищурилась.
Кремер улыбнулся:
Очень.
Они поцеловались.
Она подумала, что вот так и надо бы: Палермо, другая Анюта, доля жены первого русского художника.
Они поцеловались еще раз.
Он сорвался внутри с Ниночкиного крючка, как срывался всякий раз, дотрагиваясь губами до настоящей женщины.
Ну почему он должен жить с этой машиной, с этим роботом жены?
Помоги мне с Риточкой, – попросила Нора, – ты же не хочешь, чтобы этот простолюдин сделал мне больно?
Кремер кивнул.
Завтра позову в гости лучших здешних критиков и реставраторов, хочешь? Для того, что они составили тебе общество. А то совсем соскучишься с нами!
Нора кивнула.
Прислонилась лбом к его пахнущему олифой плечу.
Риточка не знала, кому из них позвонить или написать.
На всякий случай, решила написать Норе.
«Так давно не видела тебя толком, так пусто без тебя. Приезжай, приходи, будь».
Тут пришло послание от Риточки, – спокойно сказала Нора Павлу, вернувшись на веранду, не пойму, кому из нас оно предназначалась.
Павел пробежал глазами послание в окошечке Нориного телефона.
Разберемся, – улыбнулся он, с силой посадив Нору к себе на колени, чуть, казалось, не переломив ее пополам, и пошутил в сторону заметно погрустневшего после визита в мастерскую Кремера:
Петя, напишешь наш семейный портрет? Мы ведь тоже в своем роде натюрморт!
Риточка заразилась. Было понятно, что не насмерть, что в ней просто острая инфекция, которая, пощупав организм на прочность, отступит. Но покамест ее лихорадило, она металась от мысли к мысли, от плана к плану, от одной галлюцинации к другой.
Риточка заразилась от Норы ее тяжестью, беспокойством, виной, страхом будущего.
Кто-то сказал ей, и она запомнила: «Если ты чувствуешь вселенскую тоску, это означает, что какой-то мерзавец или негодяй просто обидел тебя». Все так. Она ясно понимала, что все получилось плоховато, но такая тяжесть и смятение посетили ее, легкую нравом, впервые в жизни.