- Великолепно! Не двигайтесь, прошу! - послышался знакомый голос, фоторазбойник отбежал на два шага, присел, нацеливая на нее камеру. - Умоляю, только не двигайтесь!
Лиля послушно замерла - с зажатым в одной руке, у самого рта, мороженым, и дурацкой ярко-красной шапочкой - в другой. А тут еще налетел ветер, растрепал завязанные в хвост волосы.
- А?..
Она не понимала, откуда он тут взялся. Бегает вокруг, щелкает, что-то восторженно бормочет. Ненормальный. Не выдержала, засмеялась, испачкала нос мороженым, само мороженое уронила, но все никак не могла остановиться. Он все снимал, а она смеялась от солнца, легкости и свободы, до слез. Опомнилась, лишь когда ей в руку сунули платок, а руку приложили к лицу.
- У тебя шоколад на носу.
Заглянули в глаза, изучающе и будто голодно. У фотографа глаза были темными, почти черными, сам он был смуглым и улыбался тепло и свободно.
Пока Лиля вытирала слезы и шоколад, он что-то говорил. Приятное. О случайностях, которые не случайны, о редкостной модели, судьбе.
- ...Илья Блок, можно просто Ильяс.
- Блок должен быть Александром! - решительно заявила Лиля. - Илья Блок - это неправильно!
Снова рассмеялась.
- Увы, - он тоже засмеялся и развел руками. - Нет в жизни совершенства.
- Совершенство - это скучно. - Она задрала голову к небу, раскинула руки и покружилась на месте. Остановилась. - А я - Лиля.
- Надеюсь, не Брик? - Он сделал испуганные глаза.
- Даже не Юрьевна, и Маяковского не люблю, - улыбнулась она. - Лиля Тишина.
- Тишина? - он сделал ударение на последнем слоге. - Подходящая фамилия для флейтистки.
- Над этим все смеялись в музыкальной школе. - Лиля прищурилась на небо. Погулять еще, как планировала, или пойти пообедать? - Извините, Ильяс. Мне пора домой, велели режим соблюдать.
- Режим - это гулять и вовремя кушать, а не домой. - Он оглядел ее, словно необработанный кусок мрамора: прикидывая, что бы такого лишнего отсечь. - Здесь есть милый ресторанчик. Вегетарианский, - поспешил он добавить. - И Филевский парк, верба... Прости мою настойчивость, но он, - Ильяс погладил свой "Nikon", - влюблен. И всерьез. Ты ведь не откажешь?
Отказать она не смогла. Этот здоровенный бородатый дядька, - не дядька даже, не больше тридцати, интересно было бы глянуть без бороды, - так трогательно заглядывал в глаза! Словно щенок. Чушь, конечно, за щенка не сойдет даже молча и в темноте, пахнет не так, и властностью от него несет за километр. И благородным безумием художника, что Лиля всегда понимала и уважала. Ну и парк с вербой, конечно. Любопытство.