Он окинул меня строгим взглядом и поинтересовался:
— Сын мой, а давно ли ты исповедовался?
Началось… У батюшки кончились деньги, выпить хочется, а занять не у кого. И я, ешкин кот, первый, кто попался ему на глаза. Его стандартное разводилово на деньги обычно начиналось с требования об исповеди. И заканчивалось, как всегда, предложением «обмыть очищение души воина от грехов тайных и явных». В другой день я бы не только одолжил ему на пузырь, но и выпил бы с ним, но не сегодня.
— Батюшка, — наклонившись, зашептал я ему, — сегодня, часов в шесть вечера, заскочи ко мне, я тебе все свои грехи в литровую емкость ссыплю, а ты, как найдешь силы, отпустишь их.
— А чего до вечера тянуть? — моментально сообразил он. — Давай сейчас и отсыплешь!
От святого отца пахнуло таким перегаром, что стало понятно: не выпить он ищет, а опохмелиться.
— Сейчас не могу, мне бойцов к выходу готовить — завтра в бой. А к вечеру я еще нагрешу и оптом тебе их отдам.
— Сын мой, как же ты будешь исповедоваться, если тебе завтра на боевой выход?! — заподозрил он подвох.
— Святой отец, так я о чем толкую: я насыплю грехи в емкость, а ты, именно ты, их отпустишь…
— Я тебе что, алкаш — в одну харю грехи отпускать? — обиделся капеллан.
— Едрить твою, — выругался я, — почему в одну харю? Вечером, да еще и в пятницу, с тобой кто угодно чужие грехи отпустит. А уж на халяву…
— Ага, — сообразил он, — верно глаголешь. А до вечера мне что, так и не исповедовав, ходить?
У меня аж рот открылся от такой наглости.
— Слышь, падре, ты что, об угол храма головой стукнулся?
Поняв, что ляпнул лишнего, батюшка тут же «включил заднюю».
— Сашко, ты меня не так понял. Я должен постоянно с бесом бороться, вот и задумался: кого до вечера мне еще можно исповедовать…
— Скоро из штаба Зимин выйдет, — я ненавязчиво сдал своего полковника, — он вчера денюжку получил, посему греховных мыслей у него — как у собаки блох. Исповедовать его нужно срочно, дабы бессмертная душа его…
— Зимина исповедовать… — неуверенно промямлил батюшка. — А в «фанеру» не зарядит?
Моего полкана боялись все. Даже морпехи. Даже капеллан морпехов.
— Не дрейфь, святой отец, — обнадежил я его, а сам поспешил в расположение своей группы. Буквально через минуту я услышал рык любимого командира:
— Ты что, каптри, с колокольни упал? Исповедовать он собрался! С утра! Да я тебя, червоточина морская…
Чем закончился их диалог, я так и не узнал, так как был достаточно далеко.
В расположении меня уже ждали мои головорезы.
— Санек, — увидав мой сосредоточенный вид, начал Марсель. «Саньком» Марся называл меня еще с детского сада. С самой младшей группы. С тех же времен я называл его «Марсей». — Только не говори, что мы тоже пойдем подвиг совершать?