Молодой серьезный китаец принес им четыре ромовых пунша.
— Дешево, — с сомнением глядя на свой бокал, проговорил Рамсботтом. — Но не сердито. Этот их французский ром, на мой вкус, как сладкое репейное масло для волос. Тошнотворный. А коктейль еще хуже. Слишком приторный и слишком крепкий. Сплошной спирт. Назвал бы его дамским, да только ни одна дама после него на ногах не устоит. Набери полный рот сахара и попроси кого-нибудь дать тебе мешком по голове, эффект тот же. Согласны, коммандер?
— Да, пойло отвратительное, — сурово ответил коммандер. — Но здешним в самый раз. Они все пьют именно для того, чтобы побыстрее отключиться. Не ради отдыха от трудов праведных, как бывало раньше. Они пьют, чтобы сбежать от действительности. Американский подход. — Спохватившись, он обернулся к Терри с извиняющейся улыбкой. — Простите, мисс Райли.
Она посмотрела на него пристально, потом тоже улыбнулась.
— Ничего страшного, коммандер Айвибридж. Вы мне никакого секрета не открыли. Вы даже вполовину не догадываетесь, как на самом деле обстоят дела с выпивкой в Америке… Но я не думаю, что цель — убежать от жизни. Наоборот, в Америке жизнь сама бежит так, что за ней не угонишься, и они хотят ее притормозить. Здесь, впрочем, не Америка, но американские привычки, как я погляжу, здесь пустили прочные корни.
— А мне тут нравится, — возвестил Уильям, удовлетворенно оглядываясь вокруг.
Клуб походил на старый потрепанный бурями корабль, залитый ромом «Летучий голландец» с душой нараспашку. Сколько всего он, должно быть, перевидал на своем веку! Наверняка именно здесь начинались и заканчивались тысячи безумных романов, на этом разваливающемся балконе рождались десятки Илиад и Одиссей.
— На безрыбье сойдет, — снизошел Рамсботтом. — Хотя я бы с большей охотой посидел в отеле «Мидланд» в Манчестере. Но лучшего здесь не сыщешь, а тут хотя бы весело. Только подумайте — за десять фунтов это заведение можно купить со всеми потрохами, но поди ж ты, народ готов ехать сюда за полтысячи, даже за тысячу миль. Этот клуб славится на всю округу, а округа здесь гигантская, на две тысячи миль в любую сторону ничего и близко похожего нет. О, вот и моя знакомая.
К ним подошла высокая таитянка в ярко-желтом шелковом платье, с белым цветком за ухом и улыбнулась Рамсботтому, который радостно воскликнул:
— Здравствуй, Хина, дорогая! Тебе негде сесть? Присаживайся к нам. Что будешь пить?
Она села, озарив всех улыбкой, и Рамсботтом наскоро представил присутствующих. Терри и гостья обменялись взглядами, полными глубочайшего искреннего любопытства, словно увиделись на берегу необитаемого острова. Обе девушки были красивы совершенно противоположной красотой. Очарование таитянки выглядело более мягким, женственным, ближе к безыскусной грации лани — настоящее дитя солнца, тропических дождей, плодородной земли. Терри же ослепляла своим стальным блеском, казалась тверже, но при этом более хрупкой. На фоне таитянки стала заметнее беспокойная, вызывающая природа ее красоты. И если таитянка представлялась Уильяму лишь декорацией, то Терри, покорявшая его сердце каждой своей черточкой, воплощала романтику как таковую — вся изумрудная Полинезия служила драгоценной оправой ее собственному блеску.