На этой лодке час или два спустя Уильям с двумя товарищами и отправились на берег. Волны немного улеглись, но плыть все равно оказалось страшно. Посадка коммандера в шлюпку потребовала недюжинной сноровки, и, если бы не многолетняя привычка спускаться в лодки с военных судов, он нипочем бы не справился, так он был слаб. Однако худшее ждало впереди. Волны, достаточно устрашающие даже с борта крейсера, высились перед лодкой огромными грозными горами. На каждом из четырех весел сидело по два гребца, но не успели они отойти от крейсера, как одно из весел вырвалось из уключин. Гребцы заорали друг на друга, а рулевой, стоявший высоко на корме, чуть не надсадил в грозном крике свою бочкообразную грудь. Давно Уильям не испытывал такого ужаса. Беспомощный, он съежился на скамье. Чем ближе лодка подходила к банке, тем становилось страшнее. Гребни волн взметались высоко над головой, и казалось, очередная вот-вот захлестнет лодку по самые борта и швырнет на скалы. Уильям закрыл глаза, но лодка тут же ухнула вниз и затряслась, как в лихорадке, так что пришлось вцепиться в скамью. Больше он глаза не закрывал. «Tranquillado!»[9] — кричали друг другу гребцы. Лодка вздыбилась, потом нырнула носом вниз, огромная волна перемахнула через нее, наполовину затопив и вымочив всех насквозь. Однако банку они преодолели и вскоре уже швартовались у небольшого запруженного народом причала. Промокший, едва дышащий, безмерно благодарный, что еще жив, Уильям ступил на прочную, надежную, твердую землю. Рамсботтом предательски позеленел. Нахохлившийся коммандер выглядел измученным.
К счастью для путешественников, вся торговля на острове находилась в руках англо-чилийской компании, которая разводила здесь скот, и ее полномочным представителем состоял проживший тут много лет англичанин по фамилии Первис. Через несколько минут после высадки компаньоны представились ему и разъяснили свое положение — при поддержке губернатора, которому кое-что о них поведал капитан «Майбо». Повезло и в том, что мистер Первис оказался хозяином гостеприимным и дружелюбным. Это был человек средних лет, несколько деревенского вида, со смуглым морщинистым лицом и на удивление светлыми глазами, в которых явственно читалась удаленность от остального мира на две тысячи миль. Гостям он обрадовался, но сдержанно, без удивления и суеты — видимо, жизнь на краю света научила его бесстрастности и безропотности. Сразу же после обмена любезностями Рамсботтом, метнув предостерегающий взгляд Уильяму, отвел Первиса в сторонку — очевидно, поговорить насчет коммандера. Уильям намек понял и отвлек коммандера первым пришедшим на ум вопросом о знаменитых статуях.