— Ты добрая и милосердная душа, Эстер. Но она должна уйти. Сейчас же. Она грязное пятно на нашем доме, и это в тот момент, когда особенно важно, чтобы не было ни пылинки. Никакого мусора. Ты понимаешь? Ты понимаешь меня, Эстер? Все зависит от этого! — говорит он, и глаза его горят таким странным светом, что Эстер чувствует, как ее захлестывает волна отчаяния.
— Альберт, прошу тебя. Пожалуйста, выслушай меня. На нашем доме нет никаких пятен! Это теософия затуманила тебе мозги, дорогой… Разве я плохо вела дом? Неужели я не понимаю, какие слуги нам нужны и как все должно быть обустроено? Я вынуждена требовать, чтобы решение подобных вопросов оставалось за мной!
— Эстер, ты слепа. Ты не обладаешь знанием, — решительно возражает Альберт.
— Ты хочешь сказать… я не изменилась. Мною не руководит учение Робина Дюррана! — отвечает она громким шепотом.
На это Альберт лишь слабо улыбается:
— Именно по этой причине, Этти, ты сделаешь так, как я сказал.
— Альберт, прошу тебя, — умоляет она.
Альберт снова похлопывает ее по руке, как будто она какое-то неразумное животное, чье непонимание прискорбно, но вполне объяснимо, затем поднимается и идет в кабинет, захлопнув за собой дверь. Ее слова не дошли до него. В обманчивой тишине дома часы тикают, словно чье-то сердце сухо отбивает удары, и под легкими ногами Кэт, застилающей постель, на которой будет спать Эстер, поскрипывают половицы.
Эстер все еще сидит на краешке стула, когда возвращается Робин Дюрран. Она оборачивается на звук его бодрых шагов, видит, как он целеустремленно шагает к двери, входя в дом не как гость, но как хозяин, затем слышит, как он опускает на пол фотоаппарат, чтобы повесить пальто и шляпу, — все это совершенно непринужденно. От его пружинистой походки пряди волос подпрыгивают на лбу, как у мальчишки, он что-то напевает совсем тихо. Отдельные отрывистые звуки, наверное представляющие собой невнятные слова, которые он мурлычет себе под нос.
— Альберт! — зовет он, широко шагая по коридору.
«Он вторгается в наш дом, — думает Эстер, — как приливная волна, как порыв ветра». Его голова и плечи появляются в дверном проеме, пальцы в зеленых пятнах травы пачкают кремовую краску на стене.
— Эстер, как вы тихо тут сидите! — Робин тепло улыбается.
— Разве не может человек тихо посидеть у себя дома? — отвечает она, не в силах посмотреть ему в глаза.
Робин замирает, словно о чем-то задумавшись.
— Все в порядке? Вы ничем не расстроены? — Он входит в комнату и останавливается, убрав руки за спину, внезапно напуская на себя более официальный вид.