— Перестань извиняться! — сказала Лия. — Ничего другого я не ожидала. И ты знаешь, что я никогда не раздражаюсь, если приходится ждать. — Они с Сэм знакомы с первого класса, и Сэм ни разу не пришла в назначенное время.
— Так что же это за важное заявление? Умираю от нетерпения, хочу услышать, — сказала Сэм, заправляя за ухо блестящую прядь волос и переплетая пальцы. Выражение ее лица было открытым, однако взгляд бегал по лицу Лии, ни на чем не останавливаясь, вечно рассеянный.
— Наверное, я преувеличила. Да, конечно. Никакое это не важное заявление, — сказала Лия, делая глубокий вдох. Когда она принимала свое решение, оно казалось ей куда более значительным. Давно она не воодушевлялась по-настоящему, так, чтобы все внутри кипело, чтобы хотелось работать и писать. А теперь, когда она заговорила об этом вслух, слова ее звучали как-то жалко. — Я уеду ненадолго. На пару недель. Собираюсь расследовать одну старую историю. — Она увидела разочарование на лице Сэм и виновато улыбнулась. — Понимаю, я сильно преувеличила.
— Нет! Я просто… Просто я подумала, что речь пойдет о чем-то другом. Подумала, что ты, может, познакомилась… с кем-нибудь, — проговорила Сэм и тут же замахала руками, увидев, как вытянулось у Лии лицо. — Забудь, что я сказала. Нет, я, конечно, считаю, что это важная новость. Тебе это пойдет на пользу. Видит бог, хватит тебе отсиживаться. А что за история?
— Э-э-э… Я хочу выяснить личность одного солдата Первой мировой войны. Его нашли в Бельгии. Только дело не только в нем. Я чувствую.
— Не в солдате? — уточнила озадаченная Сэм.
— Важно не только узнать, кто он такой, что делал во время войны, но и как он жил до войны. При нем нашли два письма, которые сохранились, что само по себе поразительно. Это очень странные письма. Может, лучше сама прочтешь? — предложила она, выуживая из сумочки помятые листы.
Лия много раз их читала и перечитывала с тех пор, как ушла, оставив Райана лежать в темноте его убогой гостиницы, на простынях, пахнувших ее телом. В письмах было что-то удивительно живое — Лия буквально ощущала страх и отчаяние женщины, исходившие, подобно аромату, от страниц с ее изящным почерком, ее смятение, ее разочарование. Кроме того, Лию озадачивал непонятный тон писем: у этих двоих в прошлом было что-то странное, что-то печальное. Скорее всего, преступление, соучастницей которого чувствовала себя женщина, судя по ее недомолвкам. Тем не менее она писала так, будто они были мало знакомы. Не так, как пишут близкому другу или члену семьи, не так, как пишут соучастники. А умоляющий тон, каким она просила объяснений… Лию бросало в дрожь каждый раз, когда она бралась за письма. И почему солдат сохранил именно эти два письма, если их было больше? Она старалась найти в ее словах что-то, что бы их объединяло, но не смогла. По-видимому, и в других письмах было то же самое.