— Я широко смотрю. Вот в Венгрии сейчас советская власть установится. И дальше пойдет наступать. А те, что в перчатках да с ноготками, выродятся.
— Що ты пристал с теми ногтями? — зашептала Витка. — Жалко тебе, що ли?
— Действительно, Паша, разве плохо? Приходишь ты с ударной коммунистической стройки, а дома жена дожидается. Борщ с котлетами, стопка рябиновой настойки — последнее строго по желанию. У наследников уроки проверишь, пару мудрых слов о международном положении дитятям скажешь и спать их отправишь. Душ примешь. В спальню войдешь, а там супруга — вся такая душистая, цветочная, в пеньюаре шелковом. Ручки бархатные, ноготки карминные. Или фиолетовые. Это уж как тебе предпочтительнее. И берет она тебя этими ласковыми пальчиками за самое…
— Катерина Еорьевна! — возмутилась Витка.
Прот хихикнул. Пашка порадовался, что в полутьме не заметно, как щеки горят. Пробормотал:
— Это что, вы меня таким пошлым буржуем представляете?
— Почему буржуем? У тебя и соседи так живут. И весь город со страной. И даже заслуженный чекист Борис Борисыч хорошо живет и отглаженные брюки носит. Работа у вас разная, жены разные, помаду и лак каждая не по разнарядке получает. И никто пьяный не валяется, морды не бьет, потому что иные развлечения по вечерам имеются. Кто с друзьями в ресторане устриц дегустирует, кто в парке собачку выгуливает. А кто-то собственной подругой любуется. Потому что иногда своя подруга больше чужих нравится. И умирать под пулеметами, загибаться в шахтах и у домен никому не надо. Жить можно. Спокойно, уверенно. Про вшей, расстрелы и прочую революционную целесообразность детям в школах будут объяснять. В самых старших классах. Растолковывать, что в молодости страна много глупостей натворила.
— Екатерина Григорьевна, а вы ведь отнюдь не коммунистка, — пробормотал Герман.
— Тс-с, вот и товарищ комиссар меня в том же грехе подозревает.
— А що это вы сейчас насчет ногтей забеспокоились? — насупленно поинтересовался Пашка.
— Екатерина Григорьевна нас покидать собралась, — наглым шепотом пояснил Прот.
— Открутят тебе голову когда-нибудь, провидец ехидный, — посулила Катерина не слишком сердито. — Выберемся с «Троцкого», дороги, наверное, разойдутся. Ну, может, и не у всех…
— А що вы? Поедемте с нами, — прошептала Вита. — Разве плохо? Денег хватит.
Все задумались — про золото как-то давно не вспоминалось. Вот оно, рядом, через две переборки. А нужно оно?
— Екатерина Григорьевна с нами не пойдет, — прошептал Прот. — У нее долг.
— Прот! — предостерегающе шикнула командирша.
Герман пренебрежительно фыркнул. Э, опять прапор в несознательность впал, не верит ни в какую честность человеческую.