— Живы, господин комиссар?
— Ротный я. Убило комиссара, — комроты, стараясь сдержать одышку, сел на мокрую траву. — Полезно помогли, господа офицеры. В самый раз врезали.
— Благодарю за столь лестную оценку, господин товарищ ротный, — бледный офицер приподнялся, мелькнула трехцветная нашивка на рукаве. — Пол-ленты оставалось. Хорошо, что приберегли для столь торжественного случая. Это ж вы вчера являлись, патроны клянчили?
Комроты неохотно покосился на мятые погоны беляка:
— Не клянчил, господин подпоручик, а взаймы просил. Надеялся, у вас резерв погуще. Вам мировой империализм боезапас океанскими пароходами шлет.
— А вашей, рачьей-собачьей, весь европейский про-ле-та-риат дрекольем помогает, — скривил губы юный подпоручик. — Не классовые ли братья там, на склоне, валяются?
— Там все валяются, — сдерживаясь, отозвался комроты. — Поручик, что жолнеров подымал, — уж заведомо ваших голубых кровей. Во всех слоях дури да несознательности хватает.
— Сознательные вне очереди пулю лбом ловят, — подпоручик поправил шинель, покрывающую неподвижного второго номера. — Вот человек все переживал, что великая Россия кусками рассыпалась. Все думал, здесь, у Варшавы, раны империи срастутся.
Комроты пригляделся и стянул фуражку с замотанной бинтом головы:
— Извиняюсь. Не усмотрел.
— Чего уж там, — пробормотал подпоручик. — С виду вам, господин-товарищ ротный, вообще абсолютно начисто революционный мозг вышибло.
— Так у меня сознательность вот где, — комроты стукнул себя по обтертой кожаной груди. — И без башки спокойно обойдусь, — он достал из-за пазухи флягу. — Вот, помяните покойника. Без отравы — слово даю.
— Да уж верю отчего-то, — пробормотал подпоручик, принимая флягу.
Комроты с трудом заставил себя встать:
— Насчет кусков царских-имперских — извиняйте. Не срастутся. Не будет империи, и не мечтайте. Советская жизнь пойдет. Честная и справедливая. А вы, там, на юге, уж как хотите. Созреет и у вас пролетариат, общество осознает, да и сами вы в рассудок придете.
— Всенепременно, — подпоручик усмехнулся. — Только ваша революция годика через три естественным путем загнется. Вот помянете мое слово.
— Устоим, — буркнул комроты. — Главное, учить нас не лезьте. Снова обожжетесь.
Польская оборона Варшавы рухнет через сутки. 4-я, 12-я армии и 1-й Конный корпус ворвутся в город с севера. Дивизии экспедиционного корпуса Добрармии сломят сопротивление поляков у восточных пригородов. Бои в городе затянутся на двое суток.
И три года понадобится войскам экспедиционного корпуса Южной России и Особой Интернациональной армии РСФСР, чтобы навести порядок в зонах влияния, покончить с этническими столкновениями и националистическим подпольем. Вектор «кальки» начнет медленно выпрямляться. Лишь в 1931 году будет создано единое Польское государство. Государство-буфер, предполье, между двумя Россиями и затаившейся Германией.