Лежать на травке и смотреть в небо – вот и рай. Он так устал уже, пока крался и бежал на волю. Он слишком рано встал и столько всего успел! Голова заболела. Надо поискать свободное место и прилечь отдохнуть. Газон посреди двора не годился, сразу найдут. Надо было улечься за кустами у окон, пролезть между ними тихонечко, чтоб не оцарапаться, и залечь. Кусты пропустили. Он лег на мягкую травку, стараясь ни о чем больше не думать: так легче заснуть.
Трава и земля пахли как родные. Он вдруг вспомнил про Верку все и позавидовал ей, и пожалел себя. Слезы полились было из глаз, но трава щекотала щеки, и он даже немного засмеялся, вздохнул и заснул.
Во сне он шел по облакам, белым и легким. Да он и сам был легкий, и шел легко. Облака не мешали. И потом увидел свою маму. Настоящую. С толстой косой, еще не убранной вокруг головы, в белой простой рубашке, босиком. Такая она всегда была по утрам. Такая и осталась. Протягивала к нему руки. Сейчас обнимет. И он, чтобы чуточку продлить миг блаженства перед объятием, спрашивает, показывая на облака под их ногами: «Мам, а это можно есть?» – «Попробуй», – улыбается мама. Облака оказываются на вкус как мороженое, сладко тают во рту. И мама тает прямо перед его глазами. Так и не успела обнять…
Кто-то пихает его, сталкивает с облаков, ему не за что уцепиться, он падает, падает, и кто-то в самое ухо кричит: «Вставай! А ну вставай, кому говорят! Да встанет он или труповозку вызывать!»
Он открывает глаза и видит перед собой нос и губы. Губы шевелятся и даже плюются немного, а нос не шевелится, сдерживает губы, чтоб не особо-то расходились. Из губ выходит строгий голос с криком: «Не положено тут! Чего разлегся, мать твою!» Хорошо, что мама растаяла, спряталась, она все всегда умеет. Трудно вставать, да и руки заняты, он все еще держит газету и сандалии, не упустил. Но руки от этого долгого держания скрючились, не разожмешь.
Нос и губы оказываются не сами по себе, они приделаны к человеку в форме.
– Дяденька Милицанер! – произносит он наугад. – Дяденька Милицанер! Я потерялся!
– Ты чего, дед, – отшатывается от него парень. – С утра набрался?
Помощь поспевает в самое время. Толстая женщина, та, что ненастоящая мать, запыхавшись, подбегает к ним.
– Вы наш новый участковый? Вместо Виталия? Не успела вас предупредить… Виталий знал. Вот смотрите…
Она бесцеремонно расстегивает рубашку на груди беглеца. Каждый раз после мытья она пишет ему на груди и на спине ватной палочкой зеленые буквы. Щекотно каждый раз. Но не больно, не щипет.
– Вот, видите: вот наш адрес и телефон. И на спине тоже. Я ему зеленкой, если вдруг потеряется. Все время уходит.