Человек, конечно, не мешал наголодавшейся малышке уносить самые лучшие куски в дальний угол своих владений. Он искренне восхищался ее умом, силой врожденного инстинкта, четким расчетом маршрута. Она проносила свои запасы в нескольких сантиметрах от оскаленных морд цепных псов, обзывавших ее на чем свет стоит. Это было потешное зрелище: независимая, спокойная, вышагивающая с добычей одним и тем же ежедневным путем волчица-подросток и беснующиеся с неиссякаемой энергией бесхитростные служивые собаки.
Ради этого стоило подкладывать ей побольше, обязательно чтобы оставалось лишнее, и представление продолжалось. Он думал, что это все игра ее малышачья. В действительности же бешеный лай, клацанье зубами в почти смертельной, но недосягаемой близости, хрип и пена из пастей собак были просто необходимы: со стороны леса в это же время к заветному углу кралась мать, чьего запаха одурманенные наглостью самозванки псы не должны были учуять. Люди же в случае чего не обратили бы внимания на нюансы поведения своих очумевших слуг. Именно так удавалось дочери помогать своей бедствующей семье.
Некоторое время все шло хорошо и устраивалось как надлежало. Девочка росла, здоровела, от нее пахло силой и юностью. В глухом урочище крепли братья. Совсем бы немного – и можно было бы возвращаться на желанную свободу, храня в сердце память о добре человека.
Но человек изначально предполагал более серьезные и глубокие отношения. Он намеревался учить своим наукам волчицу-дочь. Как будто мало ему было покорных собак в хозяйстве. Потом он собирался выдать ее замуж за самого могучего своего раба – ее же злейшего врага. А почему бы и нет? Ему и не такое удавалось – горы с пути сворачивал.
Он был уверен, что они уже подружились. Спали в одном доме: он доверял ей и ее памяти на сделанное им добро. Он и не догадывался, что она никогда не спала ночами. Сидела в углу, вжавшись спиной в дерево стены, и прислушивалась к шорохам-вздохам бревен, печки, к подпольному копошению мышей. Если бы человек хоть раз увидел ночные ее светящиеся глаза, если бы ощутил напряжение каждого ее мускула – вряд ли он смог спать так самоуверенно-спокойно.
Начались занятия. Прежде всего планировалось несложное: пусть подчиняется командам «сидеть», «лежать».
Плохой он был учитель. Быстро из себя выходил. Шел на принцип до исступления.
Она отказывалась выполнять приказы, и один раз, когда он поднял над ее головой руку с лакомством (так полагалось, чтобы приучить щенка реагировать на повеление «сидеть»), подпрыгнула высоко, цапнула его за рукав. Лакомство выпало из разжавшихся пальцев. Она к нему и не притронулась. Отошла и села, пристально глядя в глаза своему кормильцу. Она ему говорила: «Это не для меня. Оставь это».