Адель ахнула и подошла рассмотреть картину поближе.
— Она великолепна, — сказала Адель Ребу, который сердито смотрел на нее.
— Так вы решились или нет? — потребовал он ответа.
Адель колебалась. Снова повернулась к картине. Теперь она видела, что разглядел в Ребе Джек. Художник был необыкновенно талантлив. Его работы далеко превосходили просто талант. Адель почувствовала, что если не станет ему позировать, то будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. На ее глазах вершилась история.
Она вернулась к кушетке со словами:
— Я разденусь.
Принялась расстегивать платье.
Реб пристально на нее посмотрел.
— Верное решение, — только и произнес он.
Погрузившись в работу, Реб сделался менее вспыльчивым. И Адель привыкла раздеваться и ложиться, распростершись на кушетке, словно ненасытная куртизанка. Единственное, что смущало ее, — это взгляды Реба, когда все они бывали у Симоны. Адели не хотелось думать о том, какие мысли крутятся у него в голове. В студии он рассматривал ее как объект, а не человеческое существо, и держался совсем бесстрастно, поэтому Адель никогда не боялась. Но у Симоны он следил за ней, как ястреб.
Только когда работа над картиной близилась к завершению, Адель узнала, чем она так его притягивала.
— Знаете, Джек вас любит, — вдруг сказал ей Реб. — Когда вы не видите, он не сводит с вас глаз. Я знаю, вы считаете, что ему все равно. Но мне кажется, вы его не знаете.
Адель уже открыла рот, чтобы сказать, что это его нисколько не касается, но Реб взмахом руки помешал ей.
— Вы для него очень важны. Никогда об этом не забывайте. Вы для него важнее, чем он для вас.
Адель закрыла рот в большом смущении. Она спрашивала себя, правда ли сказанное Ребом, не проник ли он в душу Джека глубже, чем когда-либо удавалось ей. Она знала, что Джек ее обожает, конечно, знала, но у нее никогда не было ощущения, что он ставит ее выше других своих подруг. Она по-прежнему ненавидела себя за продолжение их романа, за то, что позволяет ему пользоваться ее слабостью. Но она пристрастилась к нему и его миру и той себе, которой он ее сделал.
Она точно поняла, кто она и кем стала, когда наконец увидела законченную картину.
В тот день ей исполнилось тридцать три года. Уильям подарил ей открытку и незаполненный чек.
— Купи себе что-нибудь красивое, — сказал он.
Ей захотелось разорвать чек и бросить ему в лицо.
— Неужели ты не понимаешь, что делаешь со мной своим равнодушием, своим покровительством? — готова была крикнуть Адель.
Какое лукавство с ее стороны, думала она потом, переложить вину на Уильяма. Она имела то, чего страстно желали столь многие женщины ее поколения: независимость и свободу действий. Неужели это настолько повредило ее жизни, что она ведет себя так, как ведет?