Саймон дернулся при этих словах, лицо его сморщилось. «Я подловила его, — подумала Стефани. — Конечно, ему это не понравилось».
Саймон подошел к окну и несколько минут смотрел на улицу. Когда он повернулся к Стефани, она увидела слезы у него на глазах. На мгновение она смягчилась. Она ожидала вспышки гнева.
— Когда Таня сказала мне, что беременна, я обрадовался. — Говорил он негромко, спокойно. — Был, разумеется, потрясен. И немного, знаешь, напуган перспективой пройти через все это снова. Но, странно, я подумал, что, возможно, ребенок хорошо на нее повлияет. На всех нас. Успокоит ее и даст возможность подумать о ком-то еще, а не только о себе. — Горечь послышалась в его голосе. — Это Таня решила избавиться от ребенка. Она сообразила, что он чересчур ограничит ее свободу. Она поставила меня перед свершившимся фактом. После посещения клиники. Она сказала, что женщина имеет право делать что хочет… и ей не нужно моего одобрения. Никогда не прощу ей, что она избавилась от нашего ребенка. Для меня это стало последней каплей. Именно это дало мне мужество наконец с ней развестись. Я не мог жить с женщиной, которая могла быть такой… Я даже не нахожу слов.
Тут голос Саймона дрогнул. Стефани шагнула вперед, но он остановил ее, подняв руку.
— Я полагаю, что теперь она чувствует вину за свой поступок. И в свойственной ей манере, вероятно, все перевернула, чтобы выставить себя невинной, а виноватым сделать меня. В этом ей нет равных. Она умеет быть очень убедительной. — Он посмотрел на Стефани. — Тебе, думаю, Бетт сказала?
Стефани кивнула.
— Стало быть, Таня пыталась настроить против меня даже мою собственную дочь. — Саймон посмотрел на Стефани в полном недоумении. — Я не заслуживаю этого, Стефани. Я только пытался сделать все возможное для своей семьи, для этого иногда приходится быть жестким. Дело в том, Стеф, что когда пытаешься защитить людей, ты иногда превращаешься в «плохого парня». Или кажешься таковым. Потому что дети совершают поступки или принимают решения, которые, как тебе известно, пойдут им во вред. Не знаю… Некоторые считают, что нужно позволить им учиться на собственных ошибках. Но мне просто становится страшно… — Он уткнулся в шею Стефани, поглаживая ее по волосам. — Поэтому я так и обрадовался, когда познакомился с тобой. Чтобы ты поддерживала меня на жизненном пути. Уравновешивала меня. Напоминала, что бескомпромиссная любовь не всегда хорошо.
Стефани крепко его обняла. «О Боже! — подумала она. — Что же он скажет о Бетт? Что скажет?» Она расскажет ему сейчас, до окончания путешествия, потому что нельзя выслушать такое признание и не раскрыть все свои карты. Он не простит ей, если она промолчит до возвращения. И вообще Бетт не должна ждать.