Теперь она лежала в его постели.
— Я хочу, чтобы первым у меня был ты, Райли, — прошептала Сильви, забираясь на него. Она была обнажена. — Я знаю, ты меня не обидишь.
Все это время, почти пять десятилетий, они оставались любовниками. Оба они сохраняли паритет в области своего успеха, поэтому ни один не чувствовал угрозы со стороны другого. Оба они были независимы. По роду работы им пришлось поездить по всему миру, но порознь. Невозможно было скоординировать их расписания так, чтобы они могли жить вместе, поэтому они и не старались. У Райли была квартира в Лондоне, Сильви обосновалась в своем родном Париже. На протяжении многих лет они встречались, когда это было удобно, часто на домашних вечеринках у общих знакомых — риад[5] в Марракеше, яхта на юге Франции, пентхаус в Нью-Йорке.
За эти годы у обоих были другие возлюбленные. Райли и Сильви были детьми своего времени и не считали это изменой. У них и в мыслях никогда не было обидеть друг друга. Они всегда поддерживали друг друга когда нужно, где нужно. Когда в одну из зим Сильви подхватила двустороннюю пневмонию после съемок в снегу в Праге, Райли в мгновение ока оказался у ее постели. Когда умерла его мать, Сильви прилетела на похороны, держала его за руку весь тот день, эффектная в черном пальто и темных очках, и он выдержал, потому что она была рядом. Его Сильви.
И теперь они, хотя и пожилые люди, оба продолжали работать. Спрос на них был огромный. Их опыт и репутация перевешивали любые предубеждения в отношении возраста. Они могли придирчиво выбирать, с кем и когда работать, и были крайне загружены в тот период жизни, когда большинство людей искали отдыха и расслабления. Оба они не представляли себе жизнь без работы. Работа и определяла их жизнь.
То, что для них действительно было священно, так это ежегодное путешествие в Венецию в день рождения Сильви, возвращение на место съемок фильма, который скрепил их отношения. Даже теперь «Очарование» оставалось культовой картиной у поклонников кино, а история их романа на съемочной площадке стала легендой. И в настоящее время они путешествовали туда «Восточным экспрессом», потому что любили эти сутки как бы в коконе, который изолировал их и позволял быть самими собой, просто самими собой. Райли садился в Лондоне, а Сильви присоединялась к нему в Париже, и они праздновали день ее рождения в поезде.
И этим утром Райли находился в «Хэрродсе», чтобы купить Сильви подарок ко дню рождения. Он каждый год покупал одно и то же. Шелковый шарф. Сильви никогда не видели без такого шарфа — вокруг шеи, завязанного на сумочке, обернутого вокруг головы, всегда с этим естественным парижским шиком. Райли улыбнулся, вспомнив, как Сильви однажды закрыла ему шарфом глаза, стянув узлом на затылке. От шарфа исходил ее аромат. Она лишь целовала его тогда, ее губы, легкие, как перышко, скользили по мочке уха, ключице, ребрам…