– У нас верстка не меняется? Лана говорила, что может слететь сюжет Савельева…
– Нет, все пока по-прежнему. Он сейчас монтируется.
– Тогда мы начинаем собирать.
«Петербургские новости» работали по старой, некомпьютерной технологии. Все идущие в эфир репортажи сгоняли, по возможности, на одну эфирную кассету, и уже с нее они шли в эфир. В экстренных случаях можно было запустить только что привезенный материал, что называется, с колес, но с других магнитофонов. Один стоял внизу, в студии, другие были отделены от режиссера, который командует «мотор», звуконепроницаемой стенкой. Таким образом, если в работе участвовало несколько магнитофонов, то с монтажером приходилось связываться по телефону или по селектору. Это потерянные секунды. И вообще, чем больше людей задействовано, тем выше вероятность накладок. Один секундочку подумает, другой на три секунды замешкается, третий чихнет не вовремя, в результате ведущий сидит с умным лицом в кадре и ждет, когда пустят видео. Или того хуже, напутают с тайм-кодом, и тогда вместо сюжета о лесных пожарах выскакивает материал о гололедице. Потом ведущему приходится объяснять телезрителям: «По техническим причинам вы увидели тюрьму в Мексике, а не банкет в Букингемском дворце, но зато сейчас все-таки пойдет сюжет про банкет». А в режиссерской в это время кричат и судорожно мотают кассету, ищут злополучный банкет. Поэтому режиссеры предпочитают ходить в эфир с уже собранными выпусками и любят, когда все сюжеты готовы заранее – лучше всего, если утром, в крайнем случае днем.
А корреспонденты, наоборот, тянут, носятся где-то до самого вечера, снимают, притаскивают предмонтажные кассеты в самый последний момент. Вот и сейчас режиссер беспокоится. Первым номером в верстке стоит репортаж Маневича, а тот все еще на съемках.
– Маневичу под убийство сколько оставлять? Как написано – минуту сорок?
Лизавета заглянула в свой экземпляр верстки. Прикинула время: за минуту сорок об убийстве журналиста Айдарова Саша ни за что не расскажет
– Оставьте две с половиной.
– А перебор? – тут же поинтересовался режиссер.
Перебор – это кошмар всех, кто работает в живом эфире. После него пишут служебные записки и лишают премии. Кошмар не естественный, а искусственный. Созданный глупым распоряжением студийного руководства. Даже в строгие коммунистические времена, когда каждое подготовленное слово дважды проверялось и перепроверялось, когда первая репетиция программы «Время» или «Ленинград» проводилась в четыре часа дня, а вторая шла в шесть, «технологическая минута» – своего рода страховочное время – считалась вполне допустимой. В том числе в программах, где часы были собственным элементом передачи.